Обе фигуры в плащах медленно двинулись в сторону жертвенника и ноги Ганина сами, без всякой команды, понесли его в ту же сторону, причем переступали они синхронно с их ногами, а у жертвенника стояла ещё одна фигура, тоже в серебристом плаще с капюшоном, полностью закрывавшем лицо, но она не пела. Ганин медленно и торжественно поднимался по ступеням и, наконец, остановился у самого жертвенника, у третьей фигуры, которая вместо свечи, как у двух других, держала обнаженный кинжал с серебристым лезвием.
— Кто ты и зачем ты здесь? — прозвучал такой же бесполый голос, как и у других двух фигур в плащах, но в то же время звонкий и мелодичный, по тональности он был между низким и высоким. Ганин слышал, что фигура произносит этот вопрос на все том же незнакомом «шипящем», древнее самого мира языке, но с удивлением отмечал, что понимает его, как свой родной, русский. Он хотел было ответить, что он — Ганин Алексей, а зачем он здесь, он и сам не знает, но вместо этого губы его сами раскрылись и без участия его собственного сознания ответили таким же мягким, мелодичным голосом на том же языке.
— Эш Шамаш. Я пришел по зову Ночной Королевы.
— Готов ли ты пролить свою кровь и отдать свое сердце, Эш Шамаш? Для служения Королеве тебе нужны новая кровь и новое сердце!
— Готов. Делай, как знаешь, Повелитель Лучей.
Пение из плавного вдруг стало резким, ритмичным, в нем послышались нотки борьбы, бури, но вместе с тем — сладострастных вздохов и стонов: борьба, о которой пелось в древнем как мир гимне, была вечной борьбой сочетающихся между собой мужского и женского космических начал. Свет стал мерцающим, то вспыхивающим, то гаснущим, как пламя огня, который судорожно борется с сильным ветром.
Фигура с кинжалом взмахнула свободной рукой и Ганин взлетел в воздух, подхваченный какой-то силой, как осенний листок порывом ветра, настолько его новое тело было лёгким и воздушным. Опустился он плавно на жертвенник, на поверхности которого были сделаны выемки специально под человеческое тело: руки широко раскинуты в стороны, ноги — тоже, так что сверху лежащий на нём человек напоминал пятиконечную звезду, вписанную в круг. Ганин оказался точь-в-точь по размеру.
Прекрасные серебристые одежды в одно мгновение растаяли, как снежинка на теплой коже, и он оказался абсолютно обнаженным. Фигура с кинжалом подошла к нему со стороны головы, а поющие встали по обе стороны жертвенника и продолжали петь, держа горящие свечи в руках и плавно раскачиваясь при этом в такт гимну из стороны в сторону. Гимн становился все более быстрым, все более ритмичным, все более чувственным. У Ганина опять возникли ассоциации с детородным актом. Затем он увидел, как третий взмахнул кинжалом, держа его обоими руками, и только сейчас Ганин заметил, что кинжал был выполнен в форме фаллоса, и почему-то он этому совершенно не удивился и совершенно этого не испугался: «Повелитель Лучей всегда носит такой кинжал» — равнодушно подумал он.