Батюшка говорил что-то ещё, но Ганин уже его не слушал, хотя и чувствовал, что очень важное что-то он говорил, да вдобавок и не видел ничего — слезы напрочь застилали глаза. Он только ощутил, как его головы коснулась какая-то ткань, чьи-то руки придавили её, а потом ткань была снята и — больше ничего… Лишь чувство колоссального облегчения на душе, да потом какой-то прохладный металлический предмет скользнул змейкой по его шее и груди. А потом, когда Ганин встал, никого рядом уже не было, а дверь была закрыта. Он тихо и облегченно рассмеялся, ничуть не расстроившись, что совершенно забыл, на каком числе «только не умирай…». он остановился. Вместо этого в памяти всплыло давно забытое «Отче наш…». , которое он заучивал наизусть ещё с баб Машей в детстве, и Ганин с наслаждением три раза громко прочитал молитву, перекрестился и, почувствовав огромную физическую усталость от бессонной ночи, лег на раскладушку и тут же заснул как младенец…
Проснулся Ганин от тонкого детского голоска, резко ударившего в уши:
— Мама, мамочка, мамуля! Проснись, мамуленька! Мама-а-а-а-а-а-а!..
— Тише, тише, Светик, а то дядю разбудишь, он, наверное, и не спал всю ночь, караулил, спаси его Господи! Тише, зая, тише…
— Баб, а когда мамочка проснется? Когда?
— Светик ты мой, Светик-семицветик! — ответил ей мягкий старческий голос. — Помнишь, сказку мы с тобой читали, про спящую красавицу, а?
— Ой, баб, помню-помню… Там ещё богатыри и царевич Елисей! Ой, баб, а мамочка что — в сказку попала?
— В сказку… в сказку, зайчик…
— Ой, баб, здорово, я всё поняла! Надо, чтобы маму поцеловал прекрасный принц, Елисей, и тогда она проснется, правда?!
— Правда, правда, Светик! Ты у меня умница, все-все понимаешь… — раздался чмокающий звук.
Ганин медленно поднялся с раскладушки и, с трудом раскрывая опухшие глаза, увидел сидящую возле кровати Снежаны пожилую женщину, её маму, и чудесную золотоволосую круглолицую девочку с фиалковыми глазами на молочно-белой коже в легком платьице с юбкой-куполом. Она сидела у бабушки на коленях и держала мамину ручку в своих руках.
Ганин кашлянул и две пары глаз тут же уставились прямо на него, а потом девочка быстро спрыгнула с колен бабушки и побежала к Ганину, запрыгнула ему на колени и заверещала:
— Дядя, дядя, дядечка, побудьте на минуточку прекрасным принцем! Поцелуйте мою мамочку! Я так хочу, чтобы она проснулась поскорее! Ну, поцелуйте же-е-е-е-е-е! — девочка отчаянно теребила Ганина за обе щеки и уши.
— Света! Света! Да как ты можешь такое говорить! А ну отстань от дяди! А ну отстань! — испуганно залепетала бабушка и, взяв девочку на руки — впрочем, упорно сопротивляющуюся — отошла в сторону. — Вы уж простите, Алексей Юрьевич…