Заканчивая свою незадачливую речь, Гаврила начал что-то писать на листке бумаги. Джина ничего не могла ответить ему. У нее, после проведенного вчера отдыха за городом и прекрасного утреннего настроения, совершенно не укладывалось в голове такое непонятное поведение чиновника. Она еще до конца не осознала, что замышляет Гаврила, о чем он говорит. Ничего конкретного, ничего определенного, а так все вокруг да около. Джина даже не поняла, о чем он говорит. Ни одного вопроса, ни одного делового слова. А так, мелет какую-то непонятную и неопределенную чепуху.
Наконец Гаврила написал свои мысли, если можно так назвать написанные вопросы, и подал через большой стол исписанный листок Джине. Она взяла исписанную страницу и прочитала, что было написано на ней, посмотрела на, чиновника и спросила: «Что мне делать с этим написанным?» Гаврила удивленно посмотрел на Джину, ухмыльнулся и процедил: «Пойти в комнату номер такой-то, сесть за стол и написать подробные и, безусловно, правдивые ответы. Бумаги и чернил с перьями и ручками там есть в достаточном количестве».
— Но я считаю, что мне пора и покушать. Времени уже много, — сказала Джина.
— Ах да! Я и забыл об этом. Вот закрутишься с вашими делами, так и покушать забудешь. Вот видите, какая у нас работа! Поесть некогда! А вы все думаете, что мы ничего не делаем. Дел — во!.. — И он провел по своей морщинистой шее рукою. — Пойдите в буфет, а если хотите — в столовую, а потом за работу. Дел еще много! Часа достаточно, чтобы ответить на все вопросы?
Джина еще раз посмотрела на исписанный неровным и непонятным почерком листок, чуть-чуть подумала и сказала: вполне. Встала и вышла от совсем недоброго чиновника. Вышла из душного и, как показалось, грязного кабинета.
* * *
Внимательно, в который раз, Джина читала написанные Гаврилой вопросы, на которые ее обязал письменно ответить чиновник, и удивилась. Ведь ответы ее не смущали, так как все они до единого отражали ту работу, те действия, которые она совершала по прямому указанию ее непосредственных начальников и выполнение которых входило в ее служебные обязанности. Она была обязана выполнять то, что она делала, она выполняла свой служебный долг. Но Джину смущало то, что многие вопросы содержали строжайшую тайну, за разглашение которых она несла условную ответственность независимо от того, кому бы ни открыла эту, если можно так сказать, святую тайну. Кара за такое разглашение одна... Джина это знала и постоянно помнила. Но Гаврила так обставил дело, что ей казалось, будто бы теперь все зависит от него, и ей ничего не остается делать, как подробно, без всяких утаек, обо всем написать и отдать незадачливому чинуше. «А что потом?» — подумала Джина. И сама же ответила: «Отвечать своею же жизнью». Но как же быть с вопросником? Она еще раз внимательно прочитала неразборчивые каракули чиновника и решила: напишу то, что можно написать и открыть, а то, что я считаю невозможным открывать, писать и говорить не буду. Напишу против этих вопросов: обратитесь к моим бывшим начальникам или к начальнику третьего управления главка. Другого выхода из создавшегося положения я не вижу. Джина взяла ручку и начала писать ответы на поставленные перед нею вопросы.