Отпустив Джину до завтрашнего утра, он продолжал думать и искать какой-нибудь крючок, за который бы можно было зацепиться и обвинить ее в неблаговидных делах. Уж очень не понравился чиновнику быстрый взлет Джины по служебной лестнице. Именно взлет, и без вмешательства его — чиновника-кадровика — этого бездушного и желчного человека.
* * *
Как ни готовили Джину к тому, что ее может ожидать в тюремной камере и что она может там встретить, — при входе в тюремное здание и виде суровых и, по ее понятиям, абсолютно бесчувственных охранников она содрогнулась. Лязг металлических дверей и громкое щелканье замков вызвали у Джины чувство обреченности, а бесцеремонное позвякивание ключами охранников вывело ее из равновесия. Она чуть не потеряла сознание. Но она крепилась, понимая, что работает по своей профессии и ей, как профессионалу, полезно будет испить и эту чашу сложностей, в которых приходится работать. Джина крепилась, но, попав в душную, затхлую и совершенно неуютную камеру, у нее помутилось в глазах, когда с лязгом и стуком закрылась за нею на замок дверь, она еле удержалась на ногах. Спасло ее то, что она успела сесть на указанный ей охранником неудобный и почему-то скрипучий топчан. Несколько минут она сидела и не понимала, что же с нею происходит? Она даже забыла причину, почему она здесь, в камере под замком. Она вспомнила, что она уже много часов не Джина, а Фердэнэ. «Как же это я выпустила это из виду?» — подумала Джина-Фердэнэ, и ей стало легче. Она будто вдохнула порцию исцеляющего воздуха и сразу почувствовала то, что должен чувствовать человек, посланный на выполнение очень трудной и доселе неизвестной работы. «Надо крепиться, — возникло в ее мыслях — и не распускать нюни! Крепись, Джина! Ты ведь теперь Фердэнэ».
Мало-помалу Джина-Фердэнэ начала осваиваться с обстановкой, с теми условиями, в которые она попала.
Она, как испуганный котенок, попавший в стаю собак, забилась в угол, на теперь уже «своем» тюремном топчане, и тихо сидела. Ее глаза горели каким-то непонятным страхом первоначального испуга, бегали, вернее, осматривали все и по всем углам камеры. В камере было еще три женщины по возрасту старше Джины. Пока они сидели каждая на своем топчане, таком же, как и у Джины, и думали каждая о чем-то своем. По всему было видно, что они опытные заключенные, хорошо знакомые с тюремными условиями и тюремными законами. Но они пока что никак не реагировали на появление новой сокамерницы. Видимо, еще не пришло время, когда надо будет начать разговор с «новенькой».