— Прости, — говорит он, покаянно наморщив лоб. — Я не хотел тебя расстраивать.
Амара обнаруживает, что разожгла в себе искру, которую не так-то просто потушить.
— Вот, значит, что ты себе вообразил! Привык брать, не спрашивая разрешения?
— Нет!.. Вовсе нет, я…
— А как же все эти пьесы, которые якобы столько для тебя значат? Как же любовь? У меня достаточно клиентов, — лжет она. — Я думала, ты не такой, как все; думала, ты хочешь чего-то иного. — Амара понимает, что вымещает на Руфусе гнев, направленный на всех мужчин, что необходимо остановиться, пока еще не слишком поздно. Она переводит дыхание и отворачивается, словно не желая показывать чувств. — Я думала, что я тебе небезразлична. — Амара умолкает, ожидая, примет ли он роль, которую она пытается ему навязать.
Он робко дотрагивается до ее плеча и, увидев, что она не отодвигается, начинает прикасаться к ней уже с большей смелостью.
— Пожалуйста, — говорит он, накрыв ее ладонь своей. — Мне очень жаль. Позволь мне искупить свою вину.
Амара постепенно разрешает ему снова завоевать свое расположение. Эта роль оказывается не слишком сложной. Никто еще не прилагал таких усилий, чтобы ее очаровать. Руфус дразнит ее, игриво пытаясь подавать ей еду, и смеется над собой. Улыбчивые ямочки на щеках делают его похожим на Купидона. Амара принимает предложенный им бокал вина и улыбается, когда он не в свою пользу сравнивает себя с мнимым евнухом из только что виденной ими пьесы. Наконец, когда он, уморительно изображая изумление, шутит о том, как ужаснулся ее гневу, она поневоле прыскает от смеха.
— Как бы я хотел писать для театра! — произносит он ей, убедившись, что они снова друзья, и угощает ее горсткой сушеных фиг. — К сожалению, я бездарен.
— Не может быть!
— Нет, это правда. Возможно, я болван, но хотя бы сам это понимаю, — говорит Руфус. — Кроме того, мой отец пришел бы в ярость. Он хочет, чтобы в следующем году я избирался на должность эдила[30]. — Он морщится. — Представляешь? Бесконечно подхалимничать, привлекать голоса, а потом целый год умирать со скуки, слушая, как все занудствуют про распределение зерна. Из меня вышел бы бездарный эдил.
— Но ведь эдилы могут по своему выбору устраивать торжества, — замечает она, вспомнив Фуска. — Возможно, ты мог бы дать бесплатное театральное представление вместо обычных игр гладиаторов?
— Да, я тоже об этом думал. — Его удивленный вид напоминает ей выражение лица Плиния, когда она процитировала Герофила. — Это могло бы скрасить мою участь. — Они улыбаются друг другу. Руфус смотрит ей в глаза и подсаживается поближе. Она не отодвигается, и он целует ее в губы. На сей раз он ведет себя более чутко и явно старается ее не торопить. — Я должен кое о чем тебя спросить, — говорит он, поглаживая ее руку. — Я знаю, что ты вынуждена жить… там, где ты живешь. Я знаю, что у тебя нет выбора. Но свободно ли твое сердце?