Записки простодушного. Жизнь в Москве (Санников) - страница 15

Много и отличных зарубежных фильмов: английские («Мост Ватерлоо», «Оливер», «Мистер Питкин в тылу врага»), итальянские («Полицейские и воры», «Рим в 11 часов», «Закон и кулак», «Надежда»), польские («Пепел и алмаз», «Знахарь», «Потоп»), японские («Под стук трамвайных колёс», «Семь самураев»), индийские («Бродяга»), мексиканский сериал «Богатые тоже плачут» и много, много других.


А что читаю сейчас, на закате жизни? Как сказал профессор Реформатский, чем дальше, тем мемуарнее. С удовольствием читаю чужие мемуары, с ме́ньшим удовольствием — пишу свои. Каждый день читаем вслух с женой (у неё плохо со зрением, и она не может читать). Конечно, басни Крылова с его удивительно ярким, образным, живым языком (и ведь, это до Пушкина и Некрасова!), русскую поэзию от Пушкина, Лермонтова до Блока и Мандельштама. Но уж, конечно, не Маяковского. Но не потому, что он — певец р-революционности: не любил я его и в годы молодости, когда сам был правоверным комсомольцем. Я не мог принять его жёлтую кофту, «лесенку» стихов, громогласность, оголтелость, доходящую до кровожадности:

Пули, погуще! По оробелым!
В гущу бегущим грянь, парабеллум!
Стар — убивать. На пепельницы черепа́!

(Печенеги нашли черепу князя Святослава другое применение — чаша для вина).

Из прозы охотнее всего мы читаем Льва и Алексея Толстых, Тургенева, Лескова, Булгакова. Ну и, конечно, рассказы Бунина, Чехова и их поклонника и наследника — Юрия Казакова.

Стало традицией перечитывать с дочерью Олей, приезжающей к нам из Германии, «Капитанскую дочку». Я уже касался вскользь этого удивительного произведения. Как Пушкин пишет о страшном, не заставляя нас содрогаться от отвращения и ужаса? Первоначально роман задуман как мрачный рассказ о реальном историческом лице — потомственном дворянине Шванвиче (Пушкин переименовал его в Швабрина), который стал подручным Пугачёва и которого Екатерина II помиловала из жалости к его престарелому отцу. Однако в ходе последующей работы Пушкин вводит и делает главным другого, положительного героя — Гринёва, придумывает ему приключения, повышая тем увлекательность рассказа и одновременно — смягчая его мрачный характер.

Моя библиотека

(Предупреждаю: этот раздел — для библиоманов).

За долгую жизнь я скопил одно богатство — неплохая домашняя библиотека.

Я уже писал в первой части моих заметок, что в Воткинске в нашей семье книг не было, тратить деньги на мою «блажь» — книги, родителям было жаль (да и не было этих денег). И всё-таки каждый раз, как мама уходила «в центр», в магазины, я просил её «купить книжку». Потом становился на колени в красном углу, перед иконами и молился: «Господи, сделай, чтобы мама купила мне книжку!» Бог крайне редко удовлетворял мою просьбу. В Перми со студенческой стипендией тоже по книжным магазинам не разгуляешься. А вот в Москве, я, человек, мягко говоря, небогатый, всё-таки имел возможность покупать книги, благо они тогда, в советские времена, были довольно дёшевы. Но тут другая беда — как и на продукты, острый дефицит. По́лки книжных магазинов были завалены трудами классиков марксизма-ленинизма, соцреалистической чепухой, а вот купить хорошую книгу в Москве было трудно. Приезжая в другой город, мы бросались в книжные магазины и находили иногда то, что в Москве было трудно достать.