Кроме деловых встреч и знакомства с зарубежными коллегами была встреча со студентами Мичиганского университета, прогулки по улочкам Энн-Арбора, застолья у очень милой Милы (простите за невольный каламбур), дружеские беседы в уютных ресторанчиках.
Как-то нас с Лёней пригласили в ресторан двое немолодых русских эмигрантов. Помню, они очень жаловались на негров. Говорили, что негры — причина запустения больших городов. Когда туда проникают негры, там резко возрастает преступность и жители переселяются на окраины или в маленькие города. Я вспомнил в связи с этим показательный случай из жизни современной Америки. Белый мужчина застрелил шестерых негритят. Советский журналист с негодованием писал об этом злодеянии: ведь единственная вина ребятишек — то, что они «настойчиво, но без насилия просили у него денег»! (Журналист стыдливо умалчивает, что они угрожали отвёртками). Любопытен конец истории (впрочем, за его достоверность я не могу ручаться). Жители выбрали убийцу мэром своего города! Видно, очень уж накипело…
Были интересные поездки — на Великие озёра, в Толидо (не путать с испанским Толедо), в Детройт.
В Детройт нас пригласила украинка-эмигрантка Катя (фамилию не помню) — сотрудница Мичиганского университета. Там жила её мать-вдова, очень милая женщина. Её муж был бандеровским офицером, уехал в США, выстроил в Детройте целый жилой квартал, который был назван его именем. Разумеется, он и для своей семьи поставил хороший дом. Нам показали комнату с портретом Степана Бандеры, украинского националиста, руководителя повстанческой армии на Западной Украине. Армия Бандеры в 1943–1945 гг. сражалась с фашистскими, а в 1945–1947-м — с советскими войсками. Небольшая комната — точная копия украинской хаты — глинобитные стены и пол, расшитые рушники, украинские ковры.
На наш вопрос: «А сколько в доме комнат?» хозяйки затруднились ответить: 7? 8? Это и понятно: кухня, к примеру, сообщалась со столовой, но была отделена от неё низеньким приступком с перильцами. Через эти перильца пищу можно было передавать прямо из кухни в столовую. Что это — две комнаты или одна?
Из столовой дверь вела наружу, на большую деревянную площадку, окружённую деревьями. Там мы и ужинали, в уютной обстановке, при свечах. По деревьям прыгали белки. Даже и на площадку спускались, орешки клянчили. Нас не удивляло, что на улицах Америки много чернокожих, но мы изумились, увидев, что тут и белки не рыжие, как у нас, а тоже чёрные, тоже негры.
После ужина спустились в подвал, где был оборудован небольшой спортзал. Играли в бильярд, а потом разошлись по своим комнатам. Тут меня ждало приключение. Возвращаясь ночью из туалета, я заблудился в большом доме и забрёл в комнату Кати — подобно диккенсовскому Пиквику, который по ошибке забрёл в комнату незнакомой леди. Замечу, что в обоих случаях женщины были не так сильно обескуражены неожиданным вторжением, как мужчины. У Диккенса дело чуть не закончилось дуэлью. Моё приключение не имело столь серьёзных последствий. Утром за завтраком смеялись над моим смущением, и мать Кати с украинской лукавинкой говорила мне: «Вот ведь Вы, Володя, забрели не в мою комнату, а в комнату моей дочери!»