Вы сами выбираете, чему верить. Либо они существуют, либо я хочу вас немного напугать. Могу гарантировать — единственное, что реально, это убийства.
Среда, 11 ноября, шестью годами ранее
Ян Апельгрен чувствовал, как струи дождя щекочут голову. Он стоял, опершись на спинку скамьи около ручья Сэвеон, и следил из-за кустов за желтым светом главного входа в штаб-квартиру машиностроительной компании «СКФ». Ладони ощущали склизкое от влаги дерево, и он сам чувствовал себя таким же скользким и жалким.
Лучше бы он не стоял тут грозной тенью под осенним дождем, закутавшись в купленный в секонд-хенде дождевик. Лучше бы сидел дома и писал. Лучше бы верил, что жена ему не изменяет. Но он не верил и ненавидел себя за это. Поэтому он стоял тут и ждал, когда Тереза выйдет с работы. Она говорила, что ужинает с друзьями. Он последует за ней, чтобы узнать, куда она на самом деле направляется.
Последние недели растворились в иллюзии рутины. Дни тянулись медленно. Большую часть времени он сидел, уставившись в монитор, и не писал. Иногда это заканчивалось тем, что он часами читал писательский форум на Facebook, не вступая в переписку. Там все время задавали одни и те же вопросы примерно одни и те же люди, делавшие все, чтобы их заметили: «Что вы думаете об этой аннотации?», «Как мне издать мою книгу?», «Здесь вступление моей первой книги, прочитаете?». Некоторые более именитые писатели публиковали одинаковый пост на разных форумах. «Правда у моей новой книжки классная обложка?»
Ян презирал их оптимизм. Сам он сидел здесь с мечтой быть писателем, которая съежилась до горького кошмара, и ждал случая уличить свою жену в неверности. Вот так низко он пал.
Наконец, фирма по земельным работам закончила копать ров вокруг дома. Дизельный двигатель экскаватора то сбавлял, то набирал обороты со звуком, напоминавшим Яну рев механического динозавра. Когда ковш царапал стену, Ян мучился — до тех пор пока двигатель не заглушили, а затем вновь воцарилась тишина. Но никто так и не вернулся, чтобы завершить работы. Снаружи их сад стал выглядеть еще хуже, чем прежде.
Вечерами он выпивал, и уже совсем не в меру. Обычно он начинал пить еще во время ланча. Скрежет по-прежнему раздавался каждую ночь, но звуки стихали, когда он прикладывал ладонь к обоям. Так он безмолвно общался с неизвестным по другую сторону стены. Пока не появились шепотки. Они были не такими резкими, как скрежет, и более приятными, но и более пугающими. Тихие, но все равно неотступно близкие. Голоса привлекали и подначивали, усиливались, когда он смотрел на Терезу. Ее спящее тело все больше превращалось в кусок мяса рядом с ним в кровати. Шепчущие голоса призывали его видеть ее именно так — не как человека.