– Со времени маминого замужества Бойтоны были отлучены от семьи. Уэстхоллы никогда ничего не забывают и никогда ничего не прощают.
– А где он теперь, твой отец?
– Откровенно говоря, Рода, я не имею ни малейшего понятия. Он эмигрировал в Австралию, когда я по конкурсу выиграл стипендию в Школе драматического искусства. С тех пор мы с ним не общались. Он, может быть, женился, или умер, или и то и другое – откуда мне знать? Мы с ним никогда не были, что называется, близки. И он ведь никогда и не пытался содержать семью. Бедная мамочка выучилась печатать на машинке и уходила из дома зарабатывать жалкие гроши в машинописном бюро. Какое странное выражение – машинописное бюро! Не думаю, что такие еще существуют в наши дни. Мамино бюро казалось особенно облезлым и заляпанным чернилами.
– Мне казалось, ты говорил, что ты – сирота?
– Скорее всего так оно и есть. Во всяком случае, если даже мой отец жив, вряд ли можно сказать, что он присутствует. Ни одной открытки за восемь лет. Если он еще не умер, то, наверное, стареет. Он был на пятнадцать лет старше моей матери, так что ему теперь должно быть за шестьдесят.
– Так что он вряд ли может появиться и потребовать небольшую финансовую помощь из полученного наследства?
– Ну, знаешь, он все равно бы ничего не получил, если бы и потребовал. Я сам не видел завещания, но я звонил семейному поверенному – просто из интереса, как ты понимаешь, – он сказал, что не может дать мне копию. Сказал, я смогу получить копию, когда суд апробирует завещание. Не думаю, что стану этим заниматься. Уэстхоллы скорее оставили бы все деньги кошачьему приюту, чем одно пенни кому-нибудь из Бойтонов. Мои претензии исходят из понятия справедливости, а не из завещания. Я же их кузен. Я постоянно поддерживаю с ними связь. Им и сейчас денег хватает с избытком, а когда апробируют завещание, они станут очень богаты. Ничего с ними не случится, если они теперь проявят хоть толику щедрости. Вот поэтому я и езжу туда. Люблю напоминать им о своем существовании. Дядя Перегрин пережил дедушку всего на тридцать пять дней. Могу пари держать – старик тянул так долго только потому, что надеялся собственного сына пережить. Не знаю, что случилось бы, если бы дядя Перегрин умер первым, но какие бы ни возникли юридические осложнения, на мою долю все равно ничего бы не выпало.
– И все-таки твои родственники, вероятно, очень волновались, – заметила Рода. – Во всех завещаниях имеется статья, обуславливающая, что наследник должен пережить завещателя не менее чем на двадцать восемь дней, чтобы это наследство получить. Представляю себе, как они заботились о том, чтобы сохранить отцу жизнь, то есть если он и впрямь оставался жив в эти жизненно важные двадцать восемь дней. А может, они просто засунули его в морозилку и вытащили – свеженького и в полном порядке – в должное время? Это сюжет книги писателя Сирила Хэара, автора детективных романов. Кажется, она называется «Преждевременная смерть», но может быть, сначала она выходила под другим названием. Я читала ее сто лет назад. Он писал очень элегантно.