— А еще матушка, — поднял на царевну умные и холодные глаза окольничий. После князя Василия Голицына, которого многие почитали за любовника царевны, он набрал наибольшую силу при московском дворе. Дождавшись едва заметного кивка, продолжил важным голосом читать присылаемые на царевнино решение челобитные и письма:
— Жалоба на воеводу боярина Никиту Ивановича Примакова-Ростовского от купцов Астраханских. Торговлю разоряет поборами в собственный карман. Мзду берет со струга по алтыну, а с воза по шести копеек. Купца Ивашку Борзова безвинно томил в чулане от чего тот помер. И еще грозит коли станут жаловаться, всех купцов астраханских разорить.
— Воруют, — по бабьи опершись на руку, тихо произнесла царевна, — да будут ли пределы алчности боярской?
С каждым словом она все больше мрачнела, тяжело, по-мужичьи глядя на фаворита.
— Матушка, не велика шишка боярин Никиту Ивановича, а трогать нельзя. Царь Петр вошел в возраст, аки лев алчущий, добычи рыкает и требует власти. Пока нас поддерживают и Дума, и войско, а начнешь против шерсти их гладить? Мигом перебегут в Преображенское!
Лицо Софьи посерело, ноздри ее раздулись:
— Нарышкинское семя голову подняло! Забыли стрелецкий бунт! Того и гляди меня попросят от правления!
Женская рука протянулась, подняла лежавший на столе зачитанный томик библии, нерешительно подержала в руке и вновь положила назад. После неудачного крымского похода скрытое недовольство правлением Софьи среди высшей аристократии и дворянства лишь усилилось и задевать их было откровенно боязно. Отвернувшись к стене, чтобы не было видно лица, царевна произнесла глухим голосом:
— По челобитной отдать на приговор Думы.
— Хорошо матушка, — участливо глянув на царевну, произнес Шакловитый.
— Если что есть важное, давай своими словами. Остальное потом, устала я!
Молодой стольник белозубо улыбнувшись и, отложив грамотки на стол, послушно продолжил после небольшой паузы:
— Есть зело важное… Письмецо от Строганова Григория Дмитриевича. На границе с киргизцами, появился из ниоткуда город великий. Говорят, промышлением божьим он, перенося из 2011 года от Рождества Христова в наши времена, — с удивлением в голосе произнес стольник. Повернувшись к иконам, торопливо обмахнул себя крестом.
— Охти мне! — прижала руки к пышной груди Софья и взглянула на фаворита с удивлением, тонкие дуги выщипанных в ниточку бровей приподнялись, в глазах непонимание:
— Да может ли такое быть?
— Промышлением божьим и не такое возможно, лишь бы он, — поднял глаза вверх стольник восхотел этого.
Царевна оживилась, бледные щеки слегка покраснели, в глазах зажглись искры неподдельного интереса.