- Не сомневаюсь.
- Ну, так сделай же что-нибудь! Ты ведь многое можешь.
- В том-то и дело. Я все выяснил об этом Саше.
- Что, бросил ее?
- Четыре года назад он женился. Свадьбу сыграли, и ровно через три недели родился ребенок.
- Шустрый парень.
- Куда шустрее, чем можно подумать. Его обвиняют в убийстве жены.
- Господи!
- А также и дружка, случайного свидетеля! И этот человек мог войти в нашу семью!
- Что же с Олей-то теперь? И ты все это знал и молчал?
- Только сегодня позвонили из УВД, утешили. Видела бы ты глаза Мохнача! Не начальник УВД, а кот шкодливый. Как же ему не посочувствовать - влетало им от меня по партийной линии...
- Миша, да черт с ними всеми! Нам Оленьку спасать надо! Какое мне дело до этого парня? Подумать только...
- Я думаю, он пошел на убийство, чтобы развязать руки. Жена, наверное, его шантажировала. Ладно, разберутся, кому положено. А вот с Оленькой надобно поговорить. Ты - мать, женщина, тебе и карты в руки.
В этот момент в комнату ворвалась взволнованная, задыхающаяся от отчаяния Оля.
- Папа, милый, если бы ты знал! Я действительно его люблю! И не смотрите на меня так! Он настоящий человек, и я не верю, что Саша мог убить, помоги ему, ведь ты все можешь!
- И ты туда же! Влюбиться в душегуба - это же надо, черт побери! А теперь - что?
- Да не убийца он! Но его осудят, если ты их не остановишь, утопят! Папа, ну поговори с Мохначем!
- Как же! Он только того и ждет, чтобы меня достать, укусить. Еще и посочувствует, когда я под зад коленом получу... Найдут, кто посговорчивее.
- Ты ведь даже не пробовал!
- Опять - двадцать пять! У тебя свет клином на этом парне сошелся. Ты, видно, не понимаешь, что есть вещи, которых я сделать не могу. Советую тебе как можно скорее выбросить все это из головы. Если что не так следствие разберется...
Лицо Ольги стремительно побледнело. Мария Петровна едва успела подхватить падающую без чувств дочь. Вдвоем осторожно опустили девушку в кресло. Гудина-старшая бросилась к домашней аптечке. Привела дочь в чувство, сунула мужу таблетку валидола. Принципиальный и жесткий на службе, дома Михаил Степанович стремился избегать осложнений, и за всю жизнь перед ним не возникало более мучительной дилеммы.
И снова гром дверей.
- Кронов, на выход!
Длинный узкий коридор. Мертвенное свечение ламп дневного света. Он ничего не ощущал, кроме тупой покорности.
- Александр? Проходи, присаживайся. - Профессор, как и в первую встречу, продолжал ворошить бумаги.
Наконец оторвался и прицелился в лицо Кронова сверлящим взглядом. Саша постарался расслабиться. Идиотская улыбка и предельная внутренняя собранность - единственный путь к выживанию. Раз ступив на него, Кронов был готов пройти его до конца.