Начальник музея Трофимов долго и придирчиво осматривал диораму, безуспешно стараясь определить место, где настоящие рельсы смыкаются с рисованными.
— Мастерская работа! — признался он под конец.
Более строг к своему труду был сам Греков. Художника не устраивал вид рисованных теплушек.
На следующий день он вновь отправился на Белорусский вокзал. Пристроившись с этюдником возле пакгаузов, до темноты пробыл на торговом дворе, увлеченный спорой работой грузчиков, деловой суетой, царившей вокруг.
За напряженной работой — трудовой день художников длился с девяти часов утра до одиннадцати вечера — незаметно пролетели сентябрь, октябрь.
В последний день октября в Центральный Дом Красной Армии пожаловала ответственная комиссия из художников-ахровцев.
— Темновата живопись! — бросили ему набивший оскомину упрек.
Греков был готов к подобного рода нападкам.
— Ярче никак нельзя, — живо возразил он. — Первоконники ворвались в Ростов уже на исходе дня, в одиннадцатом часу.
Тогда последовало другое, не менее «ценное» замечание.
— Чтобы показать ожесточенность схватки, положите на рельсы несколько трупов!
Он только передернул плечом.
— В том-то и дело, что никакой схватки не было. Конармейцы застали белых врасплох. — И добавил: — В своих работах я всегда исхожу из исторической правды.
Сошлись на том, что художник увеличит число коп-ников на Темериикском холме и нарисует красный штандарт у них над головами…
Главный экзамен происходил несколькими днями позже, когда прибыла государственная комиссия во главе с Буденным.
— Ну, Ока Иванович, — лукаво глянул Буденный на своего соратника по Первой Конной, Городовикова, — тебе оценивать, ведь твоя дивизия первой ворвалась в Ростов!
Городовиков не спешил с ответом. Его по-калмыцки раскосые глаза остро впились в картину.
— А ведь это же Ростовский вокзал! — простодушно изумился он. — Вон там, выше, Садовая… Когда мои эскадроны растеклись по пей, по тротуарам бегали мальчишки с экстренными выпусками. Помню, прямо под копыта моей лошади сунулся газетчик, выкрикивая последние новости: «Красные далеко, граждане Ростова могут спать спокойно!..»
— Стало быть, диораму одобряешь? — перебил его Буденный.
— А как же!.. Все так оно и было!..
Большей похвалы художник и не желал.
Для публичного обозрения диорама «Взятие Ростова» открылась в ноябре 1929 года. Слух о диковинке мигом облетел Москву — в Центральный Дом Красной Армии потянулись люди.
Желающих взглянуть на первую советскую диораму было предостаточно, так что «хвост» далеко вытягивался по заснеженному скверу. Очередь подвигалась медленно — уж очень неохотно зрители отрывались от захватывающего зрелища. Порой она и вовсе застывала — это участники боев за Ростов горячо обсуждали увиденное.