Вот и дядя Аркадий был из таких.
Родом он из таежной деревни – уральской или сибирской (там живет какая-то ветвь нашей большой семьи, но ни я, ни родители никого из тех родственников не знаем, никогда там не были).
Дядя Аркадий работал на заводе, вышел на пенсию. Не женился, детей не имел и вообще людей сторонился, не подпускал к себе никого: в семейных сборищах не участвовал, все свободное от работы время дома сидел. Один да один. Молчком. Сначала в общежитии жил, потом квартиру от предприятия ему дали… В ней и умер, когда ему было шестьдесят семь. А меня, как выяснилось, в наследники записал.
Так и вышло, что я, разбирая дядины бумаги, узнал его тайну. Жуткую, невероятную тайну. Тетрадка в клеточку с рассказом о тех событиях хранилась в дальнем углу шкафа, дядя убрал ее с глаз долой. Теперь, зная правду, я его понимаю: есть вещи, о которых хочется забыть. Только не получается. Они остаются с тобой навсегда и день за днем отравляют твое существование.
Итак, рассказ моего дяди.
«Этот день должен был стать самым счастливым. Я о нем два года мечтал, как и любой солдат-срочник. Два года казарменной жизни, два года не был дома, отца и мать, родной дом, деревню свою не видел. И вот армейская служба позади, и дорога дальняя позади тоже.
Я вышел из поезда – вольный человек, никто мне не указ! Дальше нужно было еще на автобусе долго ехать до районного центра, а там уж – как повезет. Может, попутку поймаю до деревни, пешком далековато. Хотя я и пешком побежал бы, так сильно меня домой тянуло.
Однако же шагами дорогу мерить не пришлось: повезло, сговорился с одним мужичком, он обещал подбросить и высадить примерно за километр до моей деревни. Ему по пути было, денег он с меня не взял: мол, сам дембелем был, так же со службы ехал, словно вчера было.
Он-то первым и заронил в мою душу зерно тревоги. Сказал, у него в нашей деревне приятель живет, и он этого приятеля недели три или больше в райцентре не видел. А обычно тот каждую субботу приезжает.
Я ведь и сам заметил кое-что, гнал от себя это «кое-что», старался не думать. А после его слов уже не получалось мысли эти подальше затолкать…
Девушки у меня не было, из армии ждали мать с отцом. Мама писала часто, знала, как я весточки жду. Пусть и не особо много напишет, но регулярно, без перебоев. А тут вдруг писать перестала. За три с лишним месяца – ни строчки, как отрезало. Может, по какой-то причине письма не доходили. Или она решила, что скоро я сам дома буду, но в это верилось слабо. Знала же мать, что последние месяцы – самые трудные, что ждать тяжелее всего, когда сроки на исходе.