Мы этого дожидаться не собирались, решили поискать место для ночлега, а с утра подумать, в каком направлении дальше двигаться. Местечко быстро нашлось, будто само навстречу выбежало. Просторная полянка, деревцами по краям обсаженная. Трава мягкая, как палас. Тут и там из земли торчали гладкие валуны – светлые, а иные потемнее, темно-серые.
Поставили мы палатку, один из валунов под стол приспособили, между двух других костер разложили, котелок повесили. Пока каша с тушенкой варилась, ягодами лакомились: земляника там росла. Везде отошла уже, а на поляне ее полно было.
Когда еда приготовилась, ужинали, огурцами хрустели, хлеб такой душистый был, бабушка сама пекла. Кто в поход ходил, знает, что вкуснее походной еды ничего на свете быть не может, ни в одном ресторане так не накормят. Это потому, что вприкуску к картошке ты ешь воздух свежий, свободу от всего, что тебя в городе сковывает…
Солнце село, стемнело, мы и не заметили. А темень там – хоть глаз коли, не видно ничего в двух шагах. Прохладно стало, даже холодно, мы свитера натянули, куртки взяли. Я, помню, подумал, что спать пора ложиться, огляделся и в свете костра увидел это.
От валунов поднимался, выползал из-под них белый, как сливки, туман. Сочился из каждой трещинки в земле, струился по траве, растекался по поляне.
– Что это такое? – спросил я.
Степан тоже не знал. Мы смотрели на белое марево, а потом осознали, что оно не просто так течет, беспорядочно, но собирается в центр поляны! В этой, понимаете ли, осознанности тумана было нечто настолько ужасающее, что у меня язык прилип к гортани, я не в состоянии был ничего сказать.
Белесый туман стал густеть. Густеть и подниматься выше, пока в итоге не принял форму высокой белой фигуры, похожей на человеческую! Можно было различить голову, туловище, руки… И руки эти вдруг потянулись в нашу сторону! Мы попятились, я запнулся о рюкзак и упал, а Степан отбежал чуть дальше.
Диковинное облако подобралось ко мне. Оно было ледяным, влажным, дышать возле него стало трудно: оно воровало воздух, откачивало его из окружающего пространства. Белесая фигура ненадолго зависла возле меня, а потом переместилась к Степану. Я подумал, она и около него не задержится, но случилось иначе.
Молочный туман окутал моего друга, поглотив, растворив в себе, я даже перестал видеть его на какое-то мгновение. А после… Вы можете мне не поверить, но это марево впиталось в него! Та белая фигура соединилась со Степаном, вросла в него, просочилась в его поры.
Он задрожал, затрясся, стал кричать. Никогда я не слышал, чтобы люди так кричали – так безнадежно, в таком беспросветном ужасе! Я вскочил, подлетел к нему, хотел обнять за плечи… Но тут конвульсии его прекратились, кричать он тоже перестал, поглядел на меня.