– Маленькие дьяволята! Это опасно! – Он кричит со злостью и страхом – и я не могу его осуждать.
Он снова бросается на лётик, и в этот момент лётик опять встаёт на дыбы, меня швыряет обратно на сиденье, а дедушка Норман теряет равновесие и тяжело падает на траву.
– Мне так жаль, дедушка. Ты очень милый, правда! – кричу я, вполне искренне.
Потом лётик устремляется вперёд и вверх, задевая днищем верхушки кустов. Если бы мой ремень безопасности был затянут не так туго, я бы точно свалилась.
– А ну вернитесь! Вы же убьётесь! – вопит дедушка, грозя кулаком и потирая ушибленный зад. Но его голос раздаётся уже далеко внизу. В лицо мне дует прохладный ветер, и я удивлена, до чего быстро мы набираем высоту. Я смотрю вниз, и у меня кувыркается желудок. Перед тем как крепко зажмуриться, я успеваю заметить покрытую травой крышу большого коровника и чёрно-белых коров с телятами, жующих траву, – а потом зарываюсь лицом Алексу в спину, обхватывая его руками за талию.
– У нас получилось? – пищу я спустя миг, но за свистом ветра брат меня не слышит. Я решаюсь открыть глаза. Далеко под нами – морская гладь, а впереди – яркий свет: это маяк Святой Марии сияет посреди моря, его длинная белая башня купается в разноцветных праздничных огнях.
Алекс наклоняет руль вправо, и мы осторожно описываем вокруг маяка огромную дугу, пролетая сквозь его ослепительный свет. Когда мы минуем его, я впервые за, кажется, целую вечность, вдыхаю толком. Я не могу ни радоваться, ни крикнуть «Йа-хе-е-ей!», ничего подобного, в основном потому, что тяжело дышу от ужаса, а также потому, что мне ужасно жаль дедушку Нормана, который уж точно не заслужил, чтобы его классический суперлёт был угнан его собственными внуками.
– Мы уже в пути, – говорю я, но Алекс по-прежнему не слышит. Так что я повторяю это, просто для себя, как будто от этого мне станет лучше. – Мы уже в пути.
Сидящий передо мной Алекс сжимает большую горизонтальную рулевую перекладину. На нас обоих защитные очки. Ремешок моих удерживает на месте большеразмерную шапку. Мимо свистит ветер. По сути, самый громкий звук в полёте – это хлопанье складок и краёв моего комбинезона.
Мы летим до жути быстро, мотор лётика преобразует каждый нажим наших ног на педали в какую-то более мощную силу, необходимую, чтобы удерживать нас в воздухе.
– До Эдинбурга, – говорит Алекс, – сто миль, если лететь напрямую. – Даже я могу посчитать, когда мы будем на месте, если летим мы со скоростью пятьдесят миль в час.
Мы пролетаем над морем, но всего в нескольких сотнях метров от суши. На воде возле берега виднеется бесчисленное множество лодок с горящими огнями, некоторые стоят на якорях небольшими группами, другие поодиночке – от здоровенных круизных лайнеров и рыбацких судов до маленьких яхт и скоростных лодок. Алекс выключил фары, чтобы нас не было видно с земли. Далеко внизу под нами, по левую руку, я вижу серебристую ленту дороги, освещённой одновременно закатным солнцем и Луной – она уже здорово поднялась и светит прямо нам в спины.