Она уточнила, какие пленники были захвачены примерно в то время, когда она впервые услышала музыку, и Уго ответил:
– Всю ту неделю я провел с отрядом в горах и понятия не имел, что происходит в замке. Хватало своих дел.
Вернулся Бертран – второй провожатый, – и Эмили прекратила расспросы. Он рассказал товарищу обо всем, что увидел, и оба продолжили путь в молчании.
Эмили часто видела над лесом стены и башни замка: западные укрепления, на которых в готовности выстроились лучники, – и бастионы внизу, где вокруг пушки суетились солдаты.
Выехав из леса в долину, путники свернули в направлении, противоположном тому, откуда двигался неприятель. Теперь Удольфо предстал во всем величии: с нависающими над пропастями и лесами серыми стенами, башнями и террасами, где осеннее солнце освещало оружие бойцов, в то время как другие части огромного здания оставались в густой тени. Сквозь слезы Эмили смотрела на стены, за которыми, возможно, томился Валанкур, до тех пор, пока горы не скрыли замок из виду, и только тогда неохотно вернулась к другим мыслям. Далекий рев водопада и меланхоличные вздохи ветра в кронах сосен были созвучны ее раздумьям, рождая торжественные, но приятные чувства, к сожалению, вскоре прерванные пушечным выстрелом, эхом разнесшимся по горам. Это означало, что неприятель достиг стен замка, и страх за Валанкура охватил Эмили с новой силой. Она с тревогой посмотрела туда, где возвышался Удольфо, но горная цепь скрыла замок из виду. Потом она все же различила ту самую вершину, которую постоянно видела из окна своей комнаты, и не спускала с нее взгляда, словно ожидая рассказа о том, что происходит в замке. Провожатым пришлось дважды напомнить, что они напрасно теряют время, прежде чем Эмили отвлеклась от интересного зрелища, а когда опять тронулись в путь, то и дело оборачивалась, пока над другими вершинами еще виднелся голубой шпиль замка, освещенный солнечными лучами.
Пушечный выстрел подействовал на Уго так же, как на боевого коня действует призыв трубы: пробудил в душе огонь и нетерпеливое стремление оказаться в гуще боя. То и дело слышались его гневные восклицания в адрес Монтони за то, что синьор отправил его восвояси. Бертран испытывал противоположные чувства и думал скорее о жестокостях, чем о доблестях войны.
Эмили не раз интересовалась, куда ее везут, но в ответ слышала всегда одно и то же: в небольшой домик в Тоскане. При этом на лицах провожатых читалось выражение злобы и хитрости.
Путники выехали из замка днем. Несколько часов их путь лежал по уединенной местности, где тишину не нарушало ни блеянье овцы, ни лай собаки, а сейчас уже не слышалось даже пушечных залпов. Ближе к вечеру они спустились в такую пустынную долину, что если бы одиночество когда-нибудь имело постоянный адрес, то этот край мог бы стать его любимым местом жительства. Эмили подумала, что здешние условия идеально подходят для логова бандитов. Воображение уже рисовало, как они выглядывают из-за камней, а их тени, удлиненные заходящим солнцем, ложатся на дорогу и предупреждают путников о грозящей опасности. Вздрогнув, она взглянула на провожатых, чтобы проверить, надежно ли они вооружены, и увидела тех самых бандитов, которых боялась!