– Увы! – вздохнула Доротея. – Боюсь, что именно это обстоятельство меня и расстраивает. По пути к вам я проходила мимо комнаты покойной госпожи. Все вокруг было так тихо и мрачно, что показалось, будто я снова вижу ее на смертном одре.
Эмили села поближе, и Доротея продолжила:
– Прошло уже двадцать лет с тех пор, как маркиза приехала в замок молодой женой и хозяйкой. Ах, я прекрасно помню, как она вошла в главный холл, где ее торжественно встречали все слуги, и каким счастливым выглядел маркиз. Кто бы тогда мог подумать о трагедии, что разыграется в будущем? И все же, мадемуазель, мне показалось, что, несмотря на красоту и улыбки, в глубине души маркиза не чувствовала себя счастливой. Я сказала об этом мужу, а он ответил, что все это глупости, поэтому потом я наблюдала молча. Маркиза была примерно в вашем возрасте и, как я уже не раз замечала, очень похожа на вас. Долгое время маркиз держал замок открытым и часто устраивал такие пышные приемы и праздники, каких впредь никогда не бывало. Я тогда была молода и весела! Помню, как танцевала с дворецким Филиппом… На мне было розовое платье с желтыми лентами и чепец, но не такой, как носят сейчас, а украшенный пышными рюшами. Я выглядела такой красивой, что сам маркиз меня заметил. Ах, тогда он был еще добродушным господином! Кто бы мог представить, что…
– Но что же маркиза? – напомнила ей Эмили.
– Ах да, маркиза… Так вот, мне всегда казалось, что в глубине души она несчастна. Однажды, вскоре после свадьбы, я застала ее плачущей, но, едва увидев меня, она сразу вытерла глаза и постаралась через силу улыбнуться. Тогда я не осмелилась спросить, в чем дело, но увидев слезы в следующий раз, задала вопрос, который госпоже не понравился, поэтому больше не поднимала эту тему, но спустя некоторое время узнала, в чем дело. Оказалось, что отец заставил ее выйти замуж за маркиза из-за его богатства, но она любила другого аристократа, и тот разделял ее чувство. Думаю, маркиза тяжело переживала потерю, но никогда об этом не говорила и всегда старалась скрыть слезы от мужа; часто после глубокой печали, как только он входил в комнату, она сразу становилась спокойной и веселой. Однако внезапно маркиз изменился: выглядел мрачным, раздражительным и иногда очень плохо обращался с женой. Хоть госпожа не жаловалась, я видела, как глубоко она переживала. Старалась ублажить супруга, делала все, чтобы поднять ему настроение. Но маркиз упрямился и отвечал грубо. А она, видя, что все усилия напрасны, уходила к себе и отчаянно рыдала! Из передней я слышала, как страдает моя бедная госпожа, но редко осмеливалась к ней войти. Иногда я думала, что маркиз ревнует. И то сказать, госпожа вызывала бурное поклонение, но держалась выше подозрений. Среди множества посещавших замок кавалеров был один, который, как мне всегда казалось, особенно подходил маркизе: такой вежливый, галантный… Во всем, что он делал и говорил, присутствовало особое благородство. Я часто замечала, что после визитов этого господина маркиз особенно мрачнел, а госпожа пребывала в глубокой задумчивости. Я предполагала, что это тот самый шевалье, за которого она хотела выйти замуж. Но разве можно сказать наверняка?