исполнения виртуозных пассажей (кстати, действительно виртуозной техникой, сродни сочинениям Паганини для скрипки!) без которой появляется ощущение какой-то пародии на эту музыку. После двух спектаклей было ясно, что на него возложили несвойственную ему функцию – виртуозная музыка Доницетти – не его, как говорят американцы, «чашка чая». Возможно, что с течением времени что-то изменилось в лучшую сторону. Здесь, как уже говорилось, рассматривается лишь период с момента его появления на сцене МЕТ до 2003 года.
Однако слушая в его исполнении циклы Шуберта на немецком, получаешь удовольствие от мастерства камерного певца, напоминающего по своему тембру и музыкальности Дитриха Фишера Дискау. Наверное, справедливы слова из его биографии на «полуофициальном сайте Дмитрия Хворостовского»:
«Многочисленные победы и редкие поражения только способствовали его творческому росту».
Эти немногие российские певцы не только соответствовали мировым стандартам вокального искусства, но и сами утверждали их на лучшей и самой престижной в те годы сцене Метрополитен-опера.
* * *
Итак, в середине 90-х годов на сцену МЕТ и других театров мира хлынули певцы из России в большом количестве, но в массе своей значительно более низкого качества, чем певцы из других стран мира. Они оказали дурную услугу МЕТу. Дело не в их непрофессионализме. Они профессионалы в своей определённой им роли в соответствии с их вокальной школой и природными данными. Но приглашать их выступать в итальянской опере было решением совершенно абсурдным – после великих певцов, ещё певших тогда на сцене МЕТ, их выступления казались настолько слабыми, что публика на это реагировала соответствующим образом – театр стал испытывать финансовые затруднения из-за падения продажи билетов. (МЕТ имел тогда от государства только 1–2% бюджета, а всё остальное – частные пожертвования.)
Вот несколько примеров о начавших петь на сцене МЕТ российских певцах в 90-х годах.
Бас Владимир Огновенко обладал природным звуком невероятной силы. Никак нельзя было назвать его голос некрасивым. Он от природы сильный, мощный, очень громкий, что большинство зрителей, вообще говоря любит во всех театрах мира. Пока Огновенко пел в скверной постановке «Войны и мира» Прокофьева, взятой «напрокат» МЕТом у Мариинской оперы, всё было более не менее в рамках обычного. Но когда ему поручили роль Великого инквизитора в «Дон Карлосе» Верди, картина совершенно изменилась.
Он пел громче всех, кого я когда-либо слышал на сценах МЕТ и Большого театра! Но вот вопрос – только ли в этом дело? Громкость его голоса никак не заменяла культуры фразировки, правильного распределения динамики в общем построении сцены, и наконец – культуры вокала. Отгремел он свою арию и… и не было на его спектаклях ни одного аплодисмента. Ни одного! Полное молчание зала. А ведь после этой Арии обычно возникала буря оваций – Верди построил её так, что правильно спетая, она не может не иметь большого успеха. Никто из зрителей не был и не мог быть настроен к нему лично как-то враждебно. Но все поняли абсолютное