В Большом театре и Метрополитен-опера. Годы жизни в Москве и Нью-Йорке. (Штильман) - страница 309

на своём инструменте музыкальные произведения, а теперь нужно было выходить, чтобы изображать музыканта XVIII века, прогуливающегося по залу замка Дон Жуана. Иными словами, даже для элементарно простого прохода по сцене необходимы какие-то иные навыки, не музыкальные, а именно сценические, которых, естественно ни у кого из нас быть не могло. Но всё приходит с опытом. Уже после двух репетиций мы чувствовали себя вполне естественно и непринуждённо в «роли» музыкантов на балу у Дон Жуана.

В музыкально-исполнительском отношении эта часть последнего раздела первого акта довольно трудна. Три сценических оркестра играют одновременно свои партии, в это же время танцует балет, поют певцы и необходим абсолютно точный и надёжный контакт с дирижёром. На репетициях Левайн часто поднимался на сцену, стоял и слушал каждый маленький оркестр рядом с исполнителями, особенно наш, третий оркестр, состоявший из трёх скрипачей и одного контрабаса. Почему? Потому что этому оркестру Моцарт поручил самый трудный материал – довольно виртуозные пассажи, украшающие тему Менуэта и делающие её какой-то совершенно иной – сверкающе-весёлой и живой. В результате мы даже удостоились отдельной строки в рецензии на эту постановку. Рецензент написал в журнале «Опера», что вся сцена Менуэта казалась восхитительным «Тортом» который разрезался «ножом» третьего оркестра на замечательные куски этого «Торта».

Каждый раз мы проводили дополнительные репетиции перед спектаклем и, честно говоря, это я заставлял своих коллег всякий раз исключительно тщательно и многократно репетировать этот номер до абсолютно идеального качества ансамблевой игры и синхронного исполнения, тем более, что Левайн дирижировал всегда эту сцену в очень подвижном темпе. Интересно отметить, что акустика в театре была настолько великолепна, что мы отлично слышали «отдачу» нашего звука в зале во время исполнения, а Левайн успевал послать нам свой привет, в знак своего удовлетворения сыгранным, сразу после окончания сцены. Такие моменты приятно вспоминать ещё и потому, что они всегда символизировали идеальную точность и художественное совершенство работы всех звеньев театра МЕТ. Быть участником этого оркестра столь много лет – уже немалое достижение даже в личном плане.

* * *

Следует отметить важнейшее свойство искусства Джимми Левайна: в опере Моцарта «Волшебная флейта» особенно проявлялось его уникальное качество ансамблиста – всем нам казалось, что мы участники камерного ансамбля, вместе с Левайном музицируем в той единой духовной сфере, о чём шла речь в главе о Геннадии Рождественском. Вообще Левайн обладал удивительным чувством музыки Моцарта, что всегда давало ему возможность раскрытия глубин драмы и трагизма в опере «Дон Джованни», которые оставались совершенно «незамеченными» другими дирижёрами. Это драгоценное свойство таланта Левайна ставило его в ряд самых выдающихся интерпретаторов Моцарта второй половины XX века. Ощущение глубины и значительности скрытого для большинства обычных дирижёров