После моего прибытия в этот город я с глубоким сожалением воспринял известие о двух несчастных случаях, произошедших с нитроглицерином в последнее время. Поскольку причины взрывов неясны, я надеюсь убедить ответственные органы и научные умы, что нитроглицерин – вещество менее опасное в хранении и обращении, чем порох. С этой целью я намерен в ближайшие дни провести ряд экспериментов, о времени и месте проведения которых будет сообщено через вашу уважаемую газету. До этого я с глубоким уважением взываю к общественности подождать формулировать окончательное мнение, поскольку эти эксперименты дадут возможность четко оценить ситуацию.
Ваш покорный слуга
Альфред Нобель
Нью-Йорк, 20 апреля 1866
Допросы Отто Бюрстенбиндера будут продолжаться еще несколько недель. Все это время ему пришлось провести в следственнй тюрьме, поскольку никто не мог выложить 2500 долларов, сумму, которую суд запросил за него в качестве залога. 25 апреля настал черед Альфреда Нобеля давать свидетельские показания в деле против Бюрстенбиндера. Он, вероятно, был подавлен и нервничал, поскольку его показания представляют собой мешанину из деталей и противоречивых заявлений. «Я химик, но не по профессии, по профессии я гражданский инженер», – заявил среди прочего Альфред Нобель. Он утверждал, что нитроглицерин нельзя называть взрывчатым веществом, поскольку он детонирует только при особых обстоятельствах – при температуре в 360 градусов (по Фаренгейту) или при помощи его изобретения, капсюля-детонатора. Несчастный случай в Сан-Франциско, как он предполагал, был вызван неосторожным обращением – загорелись опилки в ящике. Однако суду стало известно, что он «не претендует на то, что знает все обстоятельства, при которых он (нитроглицерин) может взорваться».
Его выступление восторга не вызвало. «Нитроглицерин совершенно безопасен, однако свидетель Нобель точно не знает, при каких обстоятельствах тот может взорваться», – иронично резюмировала газета The New York Times>17.
В Сан-Франциско Юлиус Бандман, агент на западном побережье, был вне себя от гнева и разочарования. Получив большое количество взрывчатой смеси, он разлил ее по бутылкам для шампанского. Однако теперь ему не удавалось найти никого, кто согласился бы их хранить, даже на островах за пределами города. В конце концов пришлось сложить все в небольшую лодку и поставить ее на якорь далеко в бухте Сан-Франциско. Вопросов становилось все больше, но ответов от Нобеля не поступало.
Бандман сделал несколько исключительно важных, по его мнению, наблюдений. Когда он и его компаньон осматривали груз, то уловили кое-где запах серной кислоты. Открыв одну из таких бутылок, они обнаружили на поверхности коричневую пену. «Что это, как не начавшийся распад смеси? <…> Почему смесь шипела, когда открывали пробку? Это важные для нас вопросы, на которые вы должны ответить», – писал Бандман Альфреду Нобелю в Нью-Йорк. Агент интересовался, экспериментировал ли Альфред с такой же смесью, как та, что они получили, не становится ли она опасной при подобных обстоятельствах?