. Этой передышкой можно было распорядиться разумно – или нет.
* * *
Тот факт, что юного Рагнара Сульмана призвали на военную службу как раз в тот момент, когда ожидался решающий бой за завещание Нобеля, не мог не вызвать бурю разнообразных чувств. «Суровый удар и странная усмешка судьбы, что именно ты, призванный воплотить мысли Альфреда о мире и позаботиться об отмене милитаризма, вынужден в разгар этой работы играть в войну и одетый в военный мундир находиться среди солдат», – писал Эмануэль Рагнару>33.
По прибытии Рагнара в Королевский драгунский полк полковник обратил внимание на его фамилию и спросил, не приходится ли он сыном тому Сульману, который ведет дела по завещанию Нобеля. Юный Рагнар ответил, что это он и есть. Оправившись от изумления, капитан приказал организовать для Сульмана приличную комнату, а также контору с телефоном. Ему разрешили пропускать марши, если того потребует необходимость.
Первое время между сторонами сохранялось затишье. Эмануэль не получал никаких вестей от своих кузенов и не желал делать первый шаг. Энергию, как всегда, пришлось приложить Рагнару Сульману. В начале мая он снова взялся за дело, опираясь на помощь юриста Линдхагена из Стокгольма>34.
Многое говорило в пользу быстрых переговоров. В последнее время родственникам несколько раз не везло, они должны были смягчиться и стать сговорчивее, рассуждали душеприказчики. «Оборона прорвана», как выразился юрист Линдхаген. На самом деле родственники все время называли своей целью примирение, по крайней мере, если верить той стратегии, которую изложил им годом ранее профессор юриспруденции Эрнст Трюггер. Если они предварительно как следует пошумят, можно будет договориться об очень хороших условиях>35.
Между полевыми маневрами и учениями на плацу Рагнар Сульман инициировал переговоры. Они прошли сверх всяких ожиданий. Кажется, наметилось нежелание продолжать сражение. По сути, никто не стремился передавать вопрос о завещании Альфреда Нобеля в руки одного судьи, и родственники абсолютно не хотели иметь на своей совести срыв уже ставшей знаменитой Нобелевской премии.
В конце мая 1898 года Рагнар Сульман подал заявление об увольнительной, чтобы подписать первый договор о примирении с Анной и Яльмаром Шёгрен. Они сняли свои требования в обмен на 100 000 крон из имущества покойного. Шесть дней спустя настало время для новой увольнительной и новой поездки в Стокгольм. Наследники Роберта требовали больше и не соглашались просто на деньги. Они хотели гарантированного права иметь влияние на Нобелевские премии. По договору они получили и то и другое: 1,5 млн крон и формальное влияние на присуждение Нобелевских премий