Дорога подо мной вилась змеей. Сгущались сумерки, и на небе светила дебелая луна. А внизу, в телеге, остановившейся посреди тракта, отчаянно голосила женщина. Кричала она тем особенным криком, который может стать и началом жизни, и ее окончанием.
Вокруг суетился мужик, причитая, заламывая шапку и взывая одновременно и к богам, и к крикуше:
– Да потерпи ты чутка, Олеша, немного до колдуна осталося. Повитуха же сказала, сама не выдюжишь!
– Не могу, Микай, не могу! – схватившись за живот, вопила она. – Помираю!!!
– Да что же это, да как же ж… Олеша…. Колесо…
Только тут я заметила, что один из ободьев на телеге треснул. Теперь ясно, отчего они остановились в чистом поле.
– Ты чутка потерпи, я мигом до Животинок, щас, щас, – с этими словами он начал распрягать телегу.
Видимо, решил верхом домчать до «колдуна» – наверняка местного целителя. Я хотела уже спуститься, когда подумалось: стоит подождать, пока мужик уедет. А то с него еще станется мешать мне под руку: или в обморок хлопнется, или примет за ведьму. И я вместо того, чтобы помогать роженице, буду уклоняться от вил или дрына. Нет уж.
Выждав, пока мужик отъедет, я спустилась по спирали к земле. Олеша уже не выла, а тихонько постанывала. Весь низ ее рубахи был мокрым, деваха смотрела на мир затуманенным взглядом и уже мысленно наверняка отдала богу душу.
– Так ты рожать будешь или умирать? – деловито уточнила я, щелкая пальцами так, что по рукам пробежали всполохи дезинфицирующего заклинания.
– Ты, – вдох, чтобы набраться сил, – к-к-колдовка?! – дрожащими синими губами прошептала беременная, то ли спрашивая, то ли утверждая.
– А тебе не все ли равно?
– Дланник храмовый в проповедях не велит к колд… – начала было Олеша.
– Может, и не велит, но его тут нет. А я есть. И могу помочь.
– За-ду-шу, – шипя протянула роженица, кажется позабыв о потугах. Причем произнесла она это так, что я не поняла: то ли она мне душу в качестве товара обещает, то ли то, что придушит меня, как оклемается.
– Задушишь-задушишь, – решила заверить я, не сильно вдумываясь в смысл того, что говорю. Ибо пока беременная отвлекалась на разговор, я смогла осмотреть ее. И понять: дело дрянь.
Двойня, да еще у обоих неправильное предлежание. И, кажется, у одного еще и обвитие… Выругавшись сквозь зубы, я начала кастовать первое заклинание, чтобы освободить шею нерожденного от петли пуповины.
Повивальной практики у меня еще не случалось. Все больше были ранения, переломы, даже ассистировала при операциях, но роды… Да еще вот так – в телеге, посреди тракта, а не на кушетке, под руководством наставника.