Она наклонилась ко мне, но по ее лицу, которое, однако, было сейчас так близко, я не мог понять: она со мной наконец или просто дает мне напиться. И вдруг, в каком-то внезапном порыве, она меня обняла, прижав к себе, совсем как в моих самых давних воспоминаниях.
– Ты вор, Мишель. Разоритель церквей. Тебя схватят за осквернение соборов.
Она взяла мою руку и улыбнулась ей:
– А у тебя, оказывается, есть кулаки. Для чего?
– Чтобы мечтать о кулаках. На самом деле кулаков еще не существует, это выдумка Гомера. Легенда, которую старые цепи рассказывают новым, чтобы их укрепить.
– И что же, Мишель? Что?
Мои пальцы коснулись ее губ, долго блуждали по ним, чтобы не разучиться благословлять. Моя рука прошлась по ее волосам, взявшим у возраста все самое светлое, по морщинкам в уголках улыбающегося рта, потом по вертикальной черточке на лбу, словно распятой на крыльях бровей, потом по сеточке вокруг глаз, так тщательно и тонко прорезанной. Жизнь в таких делах мастер.
– А то, что ты здесь и со мной свет женщины. Другие, может быть, в состоянии жить вдали от него, но не я.
Когда я открыл глаза, бледный день занимался за окнами под лязг мусорных баков. Ночные воды убывали, унося с собой непроницаемость тьмы: мебель, вещи, одежда, циферблаты часов, материализовавшись, теперь глядели на меня со всех сторон. В кильватере удаляющейся ночи я различал только длинную руку Лидии и ее пустую, одинокую ладонь. Я наклонился и спрятался в ней еще на мгновение. Лидия, конечно, просто притворялась спящей, чтобы ничего не усложнять. Может быть, она ждала, чтобы я ушел, потому что целая жизнь – это слишком долго и ей, наверно, стало страшно. Я встал, оделся. Домработница должна прийти через час, но я хотел быть там раньше нее. Хотел посидеть рядом, немного подождать: в конце концов, нам ничего не известно о смерти, и мы с Янник никогда не нуждались в словах, чтобы понять друг друга. Хотя мы договорились, что я не увижу ее после…
– Совершенно не могу представить, на что я буду похожа. Говорят, обычно вид у всех спокойный, умиротворенный, словом, еще одна гадость напоследок…
Я вернулся в спальню. Лидии там не было. Я нашел ее в кухне. Сел напротив, ничего не говоря, и стал пить кофе. Дневной свет шарил по ее лицу, и какими дорогими вдруг показались мне эти следы усталости, эта осунувшаяся бледность, морщинки! Утренний старьевщик ничем тут не разжился и лишь поднял в цене то, что пришел обесценить.
– Лидия, ты не могла бы пойти туда со мной?
– Хорошо.
– А потом мы сразу уедем. Паспорт при тебе?
– Да. Я давно уже готовилась бежать.