– Прямо оттуда – в Руасси. Можно для начала в Мексику.
Зазвонил телефон. Звонили долго. Она не подошла.
– Это Ален. Он звонит каждое утро… Я не поеду с тобой так далеко, Мишель. Ты фанатик любви к женщине, и в этом больше фанатизма, чем собственно женщины. Твое падение чересчур возвышенно для меня. Ты падаешь слишком высоко. Ты пьян от горя, и я не знаю, кто ты на самом деле. Уезжай один, а через три месяца, через полгода ты вернешься, и мы попробуем познакомиться. Посмотрим. Хотелось бы, чтобы я ошибалась, я даже была бы счастлива ошибиться. Но ты должен мне помочь. Это будет трудно – изо дня в день, шаг за шагом, по миллиметру. Мы ведь всегда пробираемся навстречу друг другу ползком. Сейчас ты не ты. Ты – это она. Скажу больше: дело уже не только в ней или в тебе, и еще меньше – во мне, но в твоей великой битве. Ты ведешь какое-то первобытное сражение за честь человека. И отказываешься принять поражение. У тебя сжимаются кулаки. Я прекрасно понимаю, что это ради нас, нас всех, как всегда, когда мы противостоим несчастью. Я думаю об этих замечательных хирургах, швейцарцах и шведах, работающих на развалинах Бейрута: они спасают не только тех, кого спасают, но и нечто гораздо большее, даже когда не удается спасти никого… Ты так любишь другую женщину, что слишком легко отдаешь все.
– Ты взвешиваешь за и против, Лидия. Я не знаю, что значит взвешенная надежда. Любовь – это путешествие, в которое пускаются без карты и компаса, и заблудиться можно только от чрезмерной осторожности. Ты поразмыслила и решила, что я слепо верую в женщину. «Остановился в первой попавшейся часовне и молится». Но скажи, кто в наши дни будет говорить такое? Кто отважится? Кто сегодня отважится заявить о своем постоянстве? Кто отважится сказать, что честь, смысл, мужество и смелость быть мужчиной – это все женщина? И опять же, я ведь даже не прошу полюбить меня, я говорю только о братстве. Я прошу тебя быть рядом со мной, чтобы указать несчастью его место. Для человека нет более высокого служения. Женщина, мужчина – и вот уже бросок игральных костей упраздняет случай[14]. Нам потребуется немалая вера, чтобы выстоять среди всех этих фальшивых храмов.
– Мишель, искусственное дыхание может вернуть к жизни, но жить так постоянно невозможно.
– Жить будем потом. Пока мы можем только дать шансу шанс. Мы живем в такое время, когда каждый кричит от одиночества и никто даже не задумывается, что кричит от любви. Когда люди умирают от одиночества, они всегда умирают от любви.
– Я только хочу сказать, что, может быть, лучше остаться в Париже, потому что здесь будет гораздо труднее, чем в каких-то сказочных странах, и мы быстрее разберемся что к чему…