Ему никто не возражал. Но никто и не поддержал. О том, что такое добро и зло, что нравственно или безнравственно, хорошо размышлять в уюте московской квартиры или в свете софитов за чашкой кофе в телестудии. А когда ты за тридевять земель от родного дома, когда твой тыл не прикрыт ни страной, ни вождем, ни законом – надеяться не на кого. Есть черта. По одну сторону – ты и правое дело. По другую – зло и нечисть. Оттенков нет. Или ты – или тебя. Приехал сюда – принимай эти жесткие условия.
* * *
Без бравады и пафоса, почти между прочим Сашка-Граф затронул важнейшую проблему любой войны. Затрудняюсь четко сформулировать ее, но речь идет о вроде бы как случайных жертвах, о гибели тех, кто, являясь врагом, все-таки ближе к «мирному населению», об убийстве людей, по всем признакам относящихся к тем же самым врагам, но никогда в руки оружия не бравших и тебе лично ничего плохого не сделавших. До недавнего прошлого не принято было об этом ни писать, ни говорить, только не значило это, что не существует такой проблемы. Потом стало известно о жутких (и вовсе даже не оправданных) жертвах немецкого населения от бомбардировок союзников, о методах «умиротворения» Кавказа, о цене, которая платилась за каждый день существования Народно-демократического просоветского правительства в Афганистане. Как-то бочком, через популярную литературу просочилась информация и о том, что у разведчиков чуть ли не всех стран мира в определённый момент может действовать неукоснительная инструкция: устранять любых, независимо от пола, возраста, рода занятий, встреченных на пути свидетелей. «Устранять» – это деликатный чуть размытый синоним жесткого и очень конкретного глагола «убивать». Того самого глагола, что является главным содержанием любой войны, в какое время она бы ни велась, и какие бы задачи перед собою ни ставила.
Впрочем, все «копания» в этой теме – обыкновенная демагогия, либеральный треп. В условиях настоящей войны такие разговоры вполне заслуженно приравниваются к «пораженческим настроениям», что и наказывается соответствующим образом. А разве наша война – «ненастоящая»? Еще какая настоящая, если на ней свистят пули и от этих пуль гибнут люди.
Выходит, ничего и похожего даже на дальние отзвуки подобной философии в наших головах просто не должно быть. По большому счету «такая философия» – тот же самый пацифизм. Вот его-то здесь только и не хватало! Надо «включать» национальный инстинкт и четко сопоставлять масштабы решаемых имперских, по сути, задач и методы их выполнения. Надо четко представлять святую строгость понятия «приказ», нельзя ни на минуту забывать, куда и зачем мы приехали.