– Давай расплатимся и пойдем, – предложила она, потянувшись за сумочкой. – Только карту свою найду.
Она порылась в глубинах темно-синей кожаной сумки, стараясь найти кошелек. Нащупала края пластикового прямоугольника.
– Вот она! – триумфально воскликнула она. Немного удивилась, что карта оказалась не в кошельке, а увидев ее, поняла почему. Это не ее карта. Карта завалялась с той ночи – с именем «Д Е Вайсман». Она и забыла, что забрала тогда его карту. Надя бросила ее назад в сумку, словно обжегшись, а Эдди сказал:
– Я заплачу, детка. Ça va sans dire.
– Савва что? – не поняла Надя.
– Ça va sans dire. По-французски. Это значит: «Само собой разумеется».
– Я ни разу не слышала ни от кого такого выражения за всю жизнь.
– Многие не слышали. Но тебе не кажется, что звучит элегантно? Ça va sans dire…
Надя уставилась на него. На ее взгляд, звучало вычурно, и вдруг все в нем стало ее раздражать. Его дурацкая фраза, дурацкая куртка, дурацкие доброта и честность.
– Но если, – прицепилась она к этой теме, – мало кто понимает значение фразы, зачем говорить ее?
– Потому что мне она нравится, – сообщил он. Бармен протянул терминал, и Эдди приложил свою карточку.
– А не стоит ли объясняться прозрачнее? Употребляя такие выражения, ты будто нарочно сбиваешь собеседника с толку. Люди спрашивают тебя, что это значит, а тебе приходится пояснять.
Эдди рассмеялся, ее тон его не сконфузил.
– Ну и что тут плохого? Заодно научу их чему-нибудь новому.
– Выпендреж.
– Нет. – Вот и все, что он сказал. «Нет».
И обычно Надя уважала его как раз за это: Эдди знал себя, знал себе цену, и чужое мнение на него никак не влияло. Но теперь у Нади отчаяние сменилось надеждой попробовать с этим мужчиной, а надежду сменил гнев. Иррациональная ярость. И, увы, она знала причину. Она позволила себе так разозлиться из-за того, что понимала: следовало быть с ним честной. Следовало сказать, что да, она думала о ком-то другом, что частичка ее оставалась не с ним. Она продолжала встречаться с этим мужчиной потому, что была одинока и в какой-то момент подумала, что он – все, чего она достойна (ну почти). Надя так разозлилась на себя! Она же знала, мать ее, знала, что лучше быть одной, чем с не тем парнем, а нутром чувствовала, что Эдди – не тот. И двух месяцев хватило, чтобы в этом убедиться. Неудобно сейчас признавать эту правду.
Снаружи Эдди спросил:
– Что с тобой?
Надя повернулась к нему и ответила:
– Ты прав, не так ли? У нас не получается.
Эдди открыл рот, потом закрыл.
– Да боже мой, – проговорил он наконец, – я буквально пять минут назад пытался порвать с тобой, но ты попросила дать тебе еще один шанс. А сейчас сама бросаешь меня?