Ее взгляд скользил по вагону в ожидании момента, который все изменит. Первопричина, по которой Надя решила встать пораньше и прибыть на платформу к семи тридцати, заключалась в том, что метро еще не так забивалось народом, как после восьми. Как вычислить автора заметки, если все будут стоять плечом к плечу, словно фасоль, набитая в банку?
Она всмотрелась в лица, которые могла видеть.
«Что бы посоветовала мне Эмма?» – задалась она вопросом. Эмма сказала бы поступиться с гордостью и быть храброй. В конце концов, благодаря чему они дружат – Эмма вытаскивает наружу эту сторону Нади.
«Верно, – подумала Надя. – Быть храброй».
Она расправила плечи, вздохнула и подняла голову так высоко, чтобы видеть всех в вагоне. Решила встать с последнего занятого ею свободного места и пройти к дверям. Парень написал, что обычно стоит у дверей, и именно туда ей следует отправиться.
Сердце так бешено колотилось в груди, что ей подумалось, будто оно вот-вот выскачет из тела и упадет на пол.
«Хм, – думала Надя; кровь пульсировала в ушах. Кто-то уже прошмыгнул мимо, чтобы занять ее место, едва она успела встать. Она посмотрела налево, направо. – Он имел в виду дальние одинарные двери или большие двойные в середине?» Она поставила на большие средние двери. По пути Надя свернула газету, тыкая ею в подмышки пассажиров, но надеясь удержать ее. Открылась страница «Упущенных контактов», словно знак свыше. Добрая примета.
Двое мужчин неподалеку могли сойти за «темноволосого, красивого, если бы побрился». Держась за поручень над головой, чтобы не потерять баланс, Надя всматривалась в руки пассажиров, а когда несколько человек сошли в Моргейте, она нашла достаточно места, чтобы проманеврировать к следующему мужчине. Он был высок и широкоплеч, и ему однозначно не требовалось бриться, чтобы выглядеть красивым. В нем было нечто эстетическое, благодаря чему такого наверняка показали бы в воскресенье в девять утра по Би-би-си. Он выглядел как мужчина, который знает, как выживать на Амазонке в течение трех лет, имея лишь перочинный нож и кусок веревки, или который отлично смотрится в вязаной шапке и со снегом на ресницах где-нибудь в Арктике, рассказывая что-нибудь милое о пингвинах.
Надя постаралась успокоиться. Он был великолепен. Должным образом прекрасен. Это ее парень? Она осмотрела его выглаженную рубашку, темный костюм и сияющие ботинки. У него был суперкорпоративный вид – она не могла себе позволить увлечься парнем, выглядящим как богач, которому гладит одежду домработница, – но это ведь еще не повод отвергать кого-то. Надя напрягла мозг, стараясь придумать, что сказать, чтобы положить любезное и остроумное начало – упоминание о котором он включил бы в свою речь на их свадьбе, и все согласились бы: «О! Вот это Надя! Конечно, он сразу же полюбил ее!»