Это были такие группы, как Jessica, Amor & Die Kids, Juckreiz, Rockhaus, которую мы ласково называли «Сортир», а также Pearl, Mona Lise, наша женская группа Inka, вокалистка которой сейчас ищет женщин для фермеров, Keimzeit, которые, хотя никогда не были в Гамбурге, предвосхищали Гамбургскую школу музыки, и многие другие.
Среди любительских групп были некоторые, особенно нам понравившиеся, кого мы хорошо знали. Это такие группы, как Engerling, Freygang, Passat или MCB. Позже к ним добавились Die Firma, Ichfunktion, Wartburgs für Walter, Die Art, Sandow, Die Skeptiker, Big Savod & The Deep Manko, Iron Henning, Hard Pop, Rosengarten и Die Anderen, группы, которые вскоре функционировали под другими названиями. Все они назывались «другие группы». Позже с нами произошло то же самое.
И тогда появились третьи группы. Или четвертые, если говорить более точно. Это были панк-группы. Они не могли существовать официально. Они могли играть только в церквях или на частных вечеринках. Но даже эти частные вечеринки разгоняла полиция. Поэтому такие мероприятия часто проходили в отдаленных местах, где было не слышно шума и которые было не так легко обнаружить. Мне припоминается концерт на чердаке, куда полицейские несколько раз взбирались по лестницам, но попадали не на те чердаки, потому что снизу они не могли увидеть, где мы находимся. Когда они наконец нашли нужный и пытались запретить вечеринку, они совершенно запыхались.
Я старался попасть на каждый такой концерт, потому что эти группы меня безумно интересовали. Моя любимая группа называлась Rosa Extra. Она была ориентирована на «новую волну», но пела немецкие тексты, например: «Для меня мои заносы как для тебя твоя стиральная машина» (или наоборот). Еще я любил группу Aufruhr zur Liebe, чья песня Scheiße auf Tomaten принадлежит к моим любимым. Я по-прежнему с удовольствием вспоминаю Happy Straps, которые звучали похоже на Sisters of Mercy или The Cult, а еще Antitrott – настоящая панк-группа с моей любимой песней Knüllpapier.
Перемены в концертной жизни привели к демократизации. Возникла, скорее, ассоциация деятелей искусств, которые на самом деле занимались музыкой, но там большое значение придавалось внешнему виду. Во время концертов они запускали кукольные мультфильмы производства ГДР и постоянно носили русскую военную форму, до тех пор пока в Берлине это не стало модой.
Они ездили на свои концерты на машине Tatra, в которой мне тоже пришлось несколько раз посидеть, когда мы вместе участвовали в концерте.
Некоторые из этих групп были нелегальными, потому что государство не признавало их или не давало разрешения на выступления. Из-за этого они считались настоящими панками. За ними точно следила «Штази». Это касалось и других групп. На практике часто бывало так, что кто-то из членов группы был агентом «Штази». Так они могли гарантировать, что с этой группой не будет проблем. Это очень хорошо работало. Руководители молодежных клубов должны были сотрудничать с госбезопасностью, в противном случае у них отнимали клуб. Они никогда не рассказывали о группах или о публике ничего негативного, ведь они хотели, чтобы те играли у них. Только я задавался вопросом, что «Штази» от этого получает. Благодаря многочисленным группам, к которым спецслужба была причастна и чьи тексты были признаны бунтарскими, «Штази» скорее приближала свое разрушение.