. – Жалость к себе затвердела в его животе, как слиток золота. Бесполезная, бессмысленная эмоция, от оков которой он не мог избавиться.
Кристально-голубая поверхность озера Гуд покрывалась рябью от каждого дуновения ветра. Он опустил стекло и высунул руку. Ему было известно, что солнце греет, а вода – мокрая, но он не мог ощутить на своей коже его ласковых лучей. Лишь неприятный жар своей истинной сущности, зажатой человеческой кожей.
Он перевернул руку ладонью вверх и поймал солнечный луч. Он не мог оставаться в этом мире, не завладев человеческим телом, но как было бы приятно почувствовать солнечное тепло на своей собственной коже. В Тартаре – Греческом Подземном царстве, – откуда он сбежал, солнца не существовало. Как и аквамариновых озер, и песчаных пляжей. Тартар представлял собой темное, холодное и безжизненное место.
Полифем провел языком по нижней губе и впился зубами во влажную плоть.
Он обещал себе, что это будет его последний побег. Проклятие или нет, но он не мог продолжать жить, как монстр, в которого его превращали эти убийства. Как только тело шерифа Дирборна откажет и его время на земле подойдет к концу, закончится и существование Полифема. Если в этом маленьком городке не найдется противоядия, то это станет для него концом – его последним праздничным «ура» перед бессрочным погружением во тьму. Пока же он может немного пожить.
Он заглушил машину и открыл дверь, которая бесшумно распахнулась и которую он также тихо закрыл. Прищурившись, оглядел дорогу и деревья, опоясывавшие озеро, и направился к берегу. Ему не хотелось, чтобы его кто-то заметил, вернее, чтобы не заметили Фрэнка Дирборна. Горожане любили Дирборна, нуждались в нем. Но никто и никогда не нуждался в Полифеме. Он нахмурился от этой мысли. И вот опять. Жалость к себе, которая держала его в своих оковах наравне с Тартаром. Но он сбежал из ада Тартара и делал это не единожды.
Полифем расстегнул ботинки и попытался скинуть их, одновременно возясь с пуговицами на рубашке с длинными рукавами цвета хаки, которую носил Дирборн. Последний раз он испытывал такое волнение, когда отправлялся на встречу с ней. Но это было до того, как она разбила его сердце, до того, как она обрушила на него проклятие. Его руки безвольно упали по бокам, когда порыв ветра распахнул рубашку. И это был последний раз, когда он погружался в воду.
– Номия. – Он покрутил имя на языке, прежде чем оно соскользнуло с его губ. Лишь на мгновение он задумался о том, почему такое прекрасное создание желало его. Он унял свои страхи и усмирил собственное эго, признав, что ее привлекло его величие и могущество, которые были дарованы ему, как сыну Посейдона. В конце концов, Номия была водной нимфой, а он – принцем морей.