По каким-то пока неведомым мне причинам перелёты над сушей были ограничены, крупные летательные аппараты могли стартовать на побережье одного из них, и приземлиться на другом, тоже возле океана. Исключение составлял только экваториальный пояс, там вообще никаких ограничений не было, просто рай для тех, кто любит свободу. Местные свободу почему-то не любили, предпочитая селиться на материках, а на островах работали те, кто обслуживал туристов - и из внешних звёздных систем, и с планет соседей, Империи и конфедератов.
Расстояние до нужного нам места составляло семь тысяч километров, один миг в космосе, и два с половиной часа на местном транспорте. В капсулу, преодолевшую расстояние до материка меньше чем за час, и теперь несущуюся со скоростью около восьмисот километров под землёй, вмещалось триста человек, большую часть я видел в отсеках челнока. Подземные тоннели, в один из которых мы нырнули на побережье, соединяли важнейшие точки материка - космопорт, столицу, крупные города и порты, ведущие к другим материкам. Наш знакомый фанатик Пути бесцеремонно уселся на соседнее место. Всё время, пока мы летели в атмосфере, он молчал, но стоило капсуле оказаться в тоннеле, оживился. Видимо, посчитал, что теперь-то я уже никуда не денусь.
- Идём со мной, - произнёс он заученную фразу, потом пригляделся и кашлянул. - Не надумал ещё?
- Что?
- Сто тысяч символов Великой, - недовольно сказал детина. - По сорок пять цестов.
- По тридцать.
- Договорились, - расцвёл попутчик. - Сразу видно, хороший человек, идёшь верным путём. Великая тебя не забудет, точнее говоря, вспомнит, когда появится.
Пирамидка была сделана из легкого сплава, и покрыта чёрной керамикой, синтетический шнурок обещал прослужить не меньше сотни лет. Никаких встроенных компонентов я в ней не обнаружил, но это не значило, что их не было, изделию предстояло тщательное исследование в анализаторе, который пока что находился далеко от нас - в космосе. Возможно, эта штука стоила пять или даже десять цестов, но никак не тридцать, за эти три года в ценах на сырьё и то, что из него производят, я мало-мальски научился разбираться. Но дело было в другом, эти символы принадлежности к людям, оболваненным чужими, по всей обитаемой части галактики раздавались бесплатно, только здесь, на задворках, кто-то мог повестись и купить пирамидку.
Это я объяснил своему соседу. Тот погрустнел, и больше меня разговорами не донимал. За те два часа, что мы мчались под землёй, он смог каким-то образом продать ещё несколько пирамидок, а последние полчаса жаловался, глядя прямо перед собой, на жадность других людей. Делал он это тихо, себе под нос, но кое-что в его рассказе меня зацепило.