— Сюда я их положил… помню… сюда…
Наконец он с помощью Вайды залез в кармашек мундира. Визитные карточки оказались там.
— Сказал же я, что сюда их положил, — пробормотал капитан и, вытащив три визитные карточки, протянул их Вайде. Вайда попытался вернуть ему две, но Селеши, держась левой рукой за крыло кареты, чтобы не упасть, правой отдал честь.
— Оставь их себе… Подари бабам… За уборку…
Он склонился на колесо кареты и начал оправляться по-маленькому. Кругом столпился народ. Одни смеялись, другие бранились. Заметив скопище, подошел и полицейский с угла. Он вынул свою красною книжечку и послюнявил карандаш.
— Что за скандал при всем честном народе?
— Тсс, тсс, тсс! — шепнул Вайда на ухо полицейскому, чтобы собравшиеся прохожие не услышали его. — Это племянник коменданта Будапешта: Лайош Селеши, камергер его величества.
Полицейский перестал слюнявить кончик карандаша и сунул красную книжечку в карман. Взял под козырек и повернулся к толпе.
— Чего стоите? Не видите, человеку дурно? Ступайте по своим делам! Разойдись!
Вайда прочел адрес на визитной карточке и сказал его извозчику. Карета тронулась. В удалявшемся заднем окошечке видна была желтая рука капитана — она покачивалась вместе со спинкой кареты.
Вайда торопливо вернулся в кафе.
4
Продувная бестия Шандор Вайда, разумеется, отлично понимал, что значит, особенно в военное время, интендантский отдел военной комендатуры. Он, довольный, потирал руки и делал это как-то особенно отвратительно: опускал их до самых ляжек и потирал так, точно сучил веревку, которая проходила у него между ног; при этом подымал то одну, то другую ногу, сгибал шею, спину и чмокал губами. «Пусть я в дружбу не влез, но доверие снискал… А пока… пока… пока…» — и, поднимая то одну, то другую ногу, сучил и сучил руками невидимую веревку.
— Кто ни придет, говорите — нет меня! — крикнул он кельнеру и, заперев дверь отдельного кабинета, бросился на диван досыпать недоспанные утренние часы. Его любовь к комфорту, лень и «слабые» нервы тут же давали себя знать, ежели хозяин их спал меньше привычных девяти-десяти часов; под глазами у него залегали темные круги, он ощущал боль во всем теле и непременно обнаруживал у себя новую болезнь.
С дивана в нос ему ударили смешанные с духами запахи многих человеческих тел. В полусне ему пришло в голову: «Какая же развратная натура у такого дивана!» Сегодня ночью на нем лежал доподлинный камергер его величества короля и императора, вчера ночью здесь спал со своей любовницей владелец шляпного магазина Иштван Кути. Жене он сказал, что уезжает на день в провинцию по коммерческим делам. «Хе-хе-хе, — ухмыльнулся Вайда, — он не соврал: «Сорренто» на самом деле провинция, а старик Кути для женщин и вправду коммерческое дело».