— Не пустим! И нас возьмите!.. Папенька, идите домой!.. Янчи!.. Мы тоже пойдем!.. Петер!.. Фери!.. Михай!.. Заберите и нас!.. Эржи!.. Сынок!.. Не пустим!..
Солдаты, кинув винтовки на сено вагона, грохоча, сбежали по ребристым мосткам. Топот тяжелых солдатских башмаков по доскам прозвучал, как раскат приближавшегося грома.
Солдаты смешались с толпой. Волосы у женщин распустились, платки сползли, женщины вцепились в мужей, в сыновей, в отцов, которые только что повторяли слова присяги и теперь, изумленно хлопая глазами, озирались вокруг. Что ж теперь будет-то? Перрон превратился в один обнимающийся, плачущий и кричащий человеческий клубок.
Новак мгновенно собрал мятущиеся мысли, как хороший чабан собирает разбегающееся стадо. Новак знал, что, если они, солдаты, только что принесшие присягу, выкрикнут что-нибудь решительное против войны, их немедленно предадут военно-полевому суду и ничто не спасет от расстрела. Сама «Непсава», извиняясь и виляя хвостом, будет требовать, чтобы казнили «бунтовщиков», «изменников родины». Но женщин — женщин пока никто не посмеет тронуть.
— Осторожно! — крикнул Новак своим возбужденным, разгоряченным товарищам. Он сжал руки Бойтара и Дембо, а Чордашу кинул грозный взгляд; он не пригрозить ему хотел, только предостеречь. — Поступайте все, как я! — сказал он и потащил их за собой, а женщинам, стоявшим тут же, шепнул: — Пусть Иштван Тиса идет воевать! Оставьте в покое бедных людей! Пусть господа подыхают на фронте!
Подмигнув Дембо, Бойтару и Чордашу, он процедил сквозь сжатые зубы, чтобы передавали дальше.
— Только чтоб не заметил кто-нибудь из офицеров, поняли?
Они все поняли. Будто прощаясь, наклонялись к женщинам, а минуту спустя в крики: «Пустите отца!», «Мы не отпустим мужей!», «Возьмите и нас!» — ворвались и другие: «Пусть Иштван Тиса идет воевать!», «Оставьте в покое бедных людей!»
Примчался подполковник — командир батальона. Прибежали и солдаты, дежурившие на станции. Явился начальник станции вместе с полицейскими.
— Что такое? С ума сошли?
— Не пустим!.. И нас возьмите!.. — Женщины вцепились в своих. — Отец, вернись домой!.. Не ходи, сынок!..
— По вагонам! Отправление! — заорал военный комендант вокзала.
— К паровозу! — послышался тот же женский голос, который давеча прорезал душный воздух. — Не пустим!..
Около десятка женщин метнулись к паровозу и легли перед ним на рельсы. «Фу! Фу! Фу! Фу!» — из испуганного паровоза ударил пар. Вопли стали еще неистовей!
Начальник станции отозвал в сторону военного коменданта, старого глухого полковника, и что-то долго кричал, близко придвинув к нему лицо. Полковник бессмысленно смотрел на начальника глазами цвета разбавленного молока. Наконец понял и, точно пережевывая кашу во рту, пробормотал: