— А на что твой отец живет?
— На то, чем брюхо набьет, — отшутилась девушка. Коса ее снова мягко соскользнула на пол, и конец ее растянулся, как хвост у кошки, когда она сидит.
— Да я не про то, — чуть обиженно сказал Пишта. — А про то, чем он занимается.
— Когда как… Когда рукоятку для топора тешет, когда картошку копает, случается, что коня чистит, а то навоз из конюший выгребает, потом трубку курит… По ночам спит, в обед ест… было б что…
Пишта молчал. Маришка повернула к нему голову, но, заметив, что мальчик обиделся, она перестала дразнить его.
— Ну куда ты все лезешь? — строго крикнула она косе и откинула ее за плечо, а потом коротко спросила: — Ты хочешь знать, кто мой отец?
— Да.
— Крестьянин.
— И… и… у него земля есть?
— Е-е-есть!
— А сколько?
— Два хольда.
— Это… это… сколько же? Как двор в вашем доме?
— Да что ты! — Девушка махнула рукой. — В десять раз больше.
— Много, — кивнул Пишта с серьезным видом знатока. — Много!
— Мно-о-о-го! Оно и видно, что ты городской. — Маришка покачала головой. — Было бы много, разве бы я пошла в прислуги?
— А нет?
— Еще как нет-то… За шесть форинтов в месяц?
Пиште тут же захотелось утешить девушку.
— Моя мать тоже жила в прислугах, пока не вышла замуж. А ведь отец ее в деревне сбрую мастерил… Он один мастерил на всех лошадей.
Девушка замолчала. Замолк и Пишта. Понял: какое же тут утешение, что и ею мать жила в прислугах?
— Барыня-то очень злая? — тихо спросил мальчик.
— Тебе какое дело? — вспыхнула девушка. — Ты вечером домой пойдешь, вот и вся твоя служба.
Но Пишта снова обиженно поджал губы, Маринка, чтобы утешить, начала опять поддразнивать его:
— Ты лучше вот что скажи, влюблялся ты уже когда-нибудь?
Пишта покраснел.
— Но… нет… и…
— Не ври, Пишта! Признайся! Мне ты можешь сказать, как на духу… Я никому не проговорюсь. — И она стала перед мальчиком. — Скажи скорее, как ее зовут! — даже прикрикнула она на Пишту.
— Гм… Пирошка, Пирошка Пюнкешти… — вымолвил Пишта, запинаясь. Но в тот же миг ему показалось, что это неправда, что ой любит не Пирошку Пюнкешти, а Маришку. — Пирошка…
— Красивое имя!..
— Она не знает…
— Чего? — рассмеялась девушка и погладила Пишту по голове. — Имени своего не знает?
— Да не-ет… Не знает, что… что… я…
Дверь на кухню распахнулась. Вошла г-жа Селеши. Только по юбке и можно было сказать, что она женщина. Костлявая — ни груди, ни всего прочего; худое, угловатое лицо; неподвижные злые глаза. Пишту обуял ужас.
— Ты, может, встанешь, раз я вошла? — прикрикнула она на мальчика.
Пишта кое-как слез с высокой табуретки, не в силах отвести глаз от лица г-жи Селеши.