И Пишта, точно его судорога отпустила, набросился на работу: он проворачивал мясо, чистил орехи, молол мак, растирал сахар в в ступе. «Чтобы как пудра стал! Понял?» Маришка ошпаривала цыплят и кур, ощипывала их, потрошила, разрезала на куски; била мясо для шницелей, жарила; чистила рыбу, солила, обкатывала в сухарях; просеивала муку сквозь сито, растирала желтки; тут же подрумянивался и лук, шипело сало… Шли приготовления к приему товарищей Шниттера, Кеменя, Доминича, которые вместе с г-ном Вайдой должны были собраться к трем часам на «небольшой дружеский обед». «Хоть и дорого он встанет, Амалия, да не в убыток. Окупится!»
4
В два часа Селеши вернулся домой. Вошел в прихожую. За спиной у него стоял человек с большой корзиной на плече. Из корзины торчали бутылки с вином. И разносчик и Селеши вошли на кухню. Хватая бутылки за горло, Селеши считал их и ставил на стол. Потом снова пересчитал толстым указательным пальцем, словно угрожая каждой, и, наконец, заслонив бутылки своим тучным телом, передал пустую корзинку разносчику, который с усердием утирал вспотевший лоб, явно надеясь получить чаевые.
— Можете идти, любезнейший, — сказал Селеши и поклонился.
Взяв корзину в руки, разносчик с тупым удивлением посмотрел на Селеши, потом подобострастно улыбнулся, будто услышал милую шутку, поклонился и ушел.
Бросив взгляд на новый «обслуживающий персонал», на дамские башмаки и поварской колпак Пишты, Селеши рассмеялся. Губы его стали вдвое толще.
— Ты что смеешься? — накинулась на него жена.
Уголки рта Селеши втянулись, и он зажевал губами, будто взял в рот соску:
— Я?.. Нет… право… ничего… честное слово, — и, чтобы перевести разговор на другое, спросил: — Ты сколько потратила, душенька?
— Так не при них же? — жена указала на «обслуживающий персонал». — Пойдем!
Селеши прикрыл сморщенными веками выпуклые, как орехи, глаза и поплелся за ней.
Пишта был еще оглушен всем происшедшим. Мучительно улыбнувшись, он шепотом спросил Маришку:
— Он что, побьет ее сейчас?
— Тсс!.. — пригрозила пальцем девушка.
…В три часа прибыли гости. Первыми пришли Доминичи. «Ничего, и мы еще поживем в таком доме», — подумал Доминич, увидев из лифта застланную дорожкой лестницу. Но когда они поднялись на третий этаж, дорожка кончилась; на Доминича теперь скалились уже только голые ступеньки, и он злорадно подумал: «Селеши-то уже ковров не досталось! Не велика птица!» — И осторожно, чтобы не заметил дворник, обслуживавший лифт, он толкнул локтем в бок жену.
— Что такое? — громко спросила Шаролта. Доминич не ответил, только сердито отвел в сторону глаза. «Глупа как пробка! Ни черта не замечает!» Они вышли из лифта. Пошарив у себя в кармане, Доминич кинул дворнику: