— Мелочи нет. — И дверца лифта с грохотом захлопнулась за ними.
В прихожей Селеши и Доминич долго пожимали друг другу руки. Этому, как считалось, «демократическому» приветствию они научились у Шниттера. Впрочем, и жены попытались кинуться друг дружке на шею, но это было довольно сложно, ибо г-жа Селеши приходилась Шаролте только по грудь. Они расцеловались, потом обе отступили на шаг, чтобы окинуть взглядом друг друга, оценить женские достоинства, обнаружить недостатки, изъяны и высказать как раз обратное тому, что приметили.
— Милочка, — послышался бесстрастный, монотонный голос г-жи Селеши, — да можно ли так молодеть? Скоро совсем девочкой станете!
— Душенька, — Шаролта чуть не зашепелявила от усердия, — какое на вас замечательное платье! А шелк-то какой! И как сидит! Еще бы, на такую чудесную фигурку и шить нетрудно!..
Покуда они любовались друг дружкой, мужья ретиво здоровались в четыре руки. Наконец Селеши сдался. Доминич только этого и ждал. Он еще раз дернул Селеши за руку, и они все направились в комнату: Шаролта, Доминич и г-жа Селеши с ее «чудесной фигуркой», о которой г-н Фицек говорил так: «Ну, этой и к портнихе незачем ходить на примерку — можно швабру послать заместо себя!»
Пришел Геза Шниттер. Принес громадный букет цветов.
— Вам, милостивая сударыня! — сказал он и передал его г-же Селеши еще в передней.
— О! — произнесла г-жа Селеши. Но это «о» против ее воли прозвучало не удивленно, а так, словно ребенок заучивает букву: «О, о, о, о». Затем она сочувственно заметила: — У вас утомленный вид.
Шниттер небрежно коснулся рукою лба.
— Я всю ночь писал…
— О чем, Геза? — спросил Селеши затаив дыхание. Лицо его выражало умиление. Видно было, что он полностью осознает духовное величие Шниттера.
— О том, почему невозможна в двадцатом веке мировая война! — прозвучал ответ.
— О! — сказала снова г-жа Селеши. — О! — и взяла Шниттера под руку, чтобы проводить в комнату, где чета Доминичей, воспользовавшись краткими минутами одиночества, успела обсудить достоинства квартиры, оценить и осудить обстановку, а заодно и самих хозяев.
Позвонил Вайда. В передней он швырнул соломенную шляпу на вешалку.
— Сударыня, разрешите заглянуть на кухню! — И, прежде чем изумленные супруги Селеши успели слово молвить, он отворил первую попавшуюся дверь, но тут же захлопнул ее. — Не то! — воскликнул он, засмеялся и шагнул к следующей двери. — Я хочу примериться, — объяснил он, — узнать, к чему быть готовым!
Г-жа Селеши улыбнулась, но глаза ее были жестче стекол пенсне.
Вайда приподнял крышки у всех кастрюль, почмокал губами, распахнул дверцы шкафов, осмотрел горы пирожных, вытащил бутылки с вином и, хлопнув каждую по горлышку, прочел вслух все этикетки, покружил Маришку, щелкнул по носу Пишту и без умолку горланил: «Превосходно! Великолепно! Роскошно!» Потом повертелся еще и, крикнув: «Приступим к делу!», неожиданно направился в столовую.