И ведь он был не одинок в своей оценке происходящего. «В России шла подпольная борьба оппозиционных чиновников и государственных служащих против Сталина, – пишет Уэллс в книге “Краткая всемирная история”. – …Сопротивление, несомненно, существовало, так же как саботаж и предательство».
Что же, получается, и Уэллс – тоже? Выходит, писатель – уточню, настоящий писатель – может быть …дураком? Для меня, воспитанного на евтушенковской формуле («поэт в России больше, чем поэт»), это непредставимо. И тем не менее получается, что, может, он и больше, но не обязательно умнее.
А в чем же тогда больше? Вероятно, в том, что писатель формулирует какие-то важные вещи, которые затем подхватывает общественное мнение. Россия, как принято считать, логоцентричное государство, страна слов, здесь писателей уважают, их слово особо ценится. Писатель предлагает народу готовые формулы но, между прочим, за них не отвечает. Отвечают другие.
Так что, может, Сталину и не составляло особого труда дурить западных интеллектуалов? Да не абы кого, а лучших из лучших – Роллана, Шоу, Уэллса. Но как же те не понимали, что у нас к чему? Этот вопрос мучил меня примерно класса с девятого или десятого, когда из жэзээловского «Брехта» Льва Копелева я с ужасом узнал о существовании просталинской книги Лиона Фейхтвангера «Москва, 1937».
В юности Фейхтвангер был моим любимым писателем. Из его «Иудейской войны» я постиг все то, что в ту пору мне было известно об истории евреев. И не только. Все мои тогдашние представления о свободе и тирании – в разные эпохи – тоже взялись оттуда, и потому я никак не мог взять в толк, как Фейхтвангер мог стать апологетом тоталитаризма.
Впрочем, «Москву, 1937» я еще не читал, в 50–60-е годы Фейхтвангер у нас издавался и переиздавался, исключением была лишь эта книга. Ее выпустили лишь однажды, в том самом 1937 году, весь тираж (200 000!) был раскуплен за неделю, и почти сразу изъят из библиотек (о причинах скажу позже). Переиздали книгу лишь на рубеже 90-х, но тогда она опять прошла мимо, слишком много другого, не читанного вовремя, хлынуло на меня. И вот, наконец, в пандемию дошла до нее очередь.
Прочитав, однако, ею не ограничился и решил ознакомиться с другими творениями западных визитеров, посетивших тогда же нашу бывшую родину. А заодно и с обнародованными стенограммами их встреч с вождем – тех, кого допустили к телу. Так, собственно, и возник замысел этой книги.