— Когда освободишься, зайди к Каланче.
Так и договорились. О’Марра со своим спутником поехали дальше по Грин-стрит, а я прошел пешком полквартала до Ратледж-блок. Я уже поставил ногу на первую ступеньку шаткой деревянной лестницы, когда мое внимание неожиданно привлек один предмет. Предметом этим был ботинок, самый обыкновенный ботинок, который валялся в углу и в полутьме был еле виден. Смутил меня, впрочем, не сам ботинок, а то положение, в котором он находился: пустая обувь так не лежит. Я сошел со ступеньки и направился к ботинку. Подойдя ближе, я разглядел еще и ногу в черной брючине.
Ногу Чарлза Проктора Дона, который лежал в углу под лестницей в окружении двух швабр, метлы и ведра. У него был рассечен лоб, бородка покраснела от крови, а запрокинутая назад и набок голова находилась под таким углом к телу, какой возможен лишь при переломе шейных позвонков.
Повторив про себя любимое изречение Нунена: «Работа есть работа» — и осторожно расстегнув на мертвеце пиджак, я переложил из его нагрудного кармана в свой черную записную книжку и связку бумаг. Больше в карманах пиджака не было ничего интересного, а в карманы брюк мне лезть не хотелось — для этого пришлось бы переворачивать труп.
* * *
Через пять минут я был уже в отеле. Чтобы не встречаться с Диком и Микки, я вошел с черного хода, поднялся пешком на второй этаж, а оттуда поехал на лифте.
Захлопнув за собой дверь номера, я стал рассматривать добычу. Начал я с записной книжки. Книжка как книжка, маленькая, переплет из искусственной кожи, — такие продаются за гроши в любом киоске.
В книжке я обнаружил какие-то записи, которые ничего мне не говорили, а также фамилий тридцать с адресами, говорившими немногим больше. Только один адрес меня заинтересовал:
Элен Олбери,
1229 А, Харрикен-стрит.
Заинтересовал по двум причинам. Во-первых, потому, что в тюрьме сидел молодой человек по имени Роберт Олбери, который признался, что в порыве ревности выстрелом из пистолета убил Дональда Уилсона. И во-вторых, потому, что дом под номером 1229 А находился прямо напротив того дома, где жила и погибла Дина Брэнд. Своего имени в записной книжке я не обнаружил.
Отложив книжку в сторону, я взялся за бумаги. Четыре письма, перевязанных резинкой, тоже попались мне на глаза далеко не сразу. Все четыре были вскрыты; самое давнее, судя по штемпелю, было отправлено чуть больше полугода назад, а остальные три приходили с разницей примерно в неделю. Адресованы письма были Дине Брэнд. Первое по времени письмо еще могло с грехом пополам сойти за любовное, второе вызывало улыбку, а третье и четвертое являли собой наглядный пример того, каким дураком выглядит пылкий и незадачливый ухажер, особенно если он немолод. Под всеми четырьмя письмами стояла подпись Элихью Уилсона.