– Это я, Бильбо Бэггинс, спутник Торина! – закричал он, срывая кольцо.
– Удачно, что я тебя нашел! – сказал человек, шагнув к нему. – Я уже давно тебя ищу. Тебя причислили бы к убитым, если бы не волшебник: он уверял, будто в последний раз слышал твой голос именно тут. Ты сильно ранен?
– Кажется, только садануло по голове, – ответил Бильбо. – Хорошо, на мне шлем и череп у меня крепкий. Но все равно я чувствую слабость, и ноги как соломенные.
– Я отнесу тебя в лагерь, – сказал человек и с легкостью поднял его на руки. Человек шел уверенно и быстро. Спустя короткое время он уже поставил Бильбо на землю перед палаткой. В дверях стоял Гэндальф с рукой на перевязи! Даже волшебник и тот был ранен, а что говорить о других – в войске почти не осталось не пострадавших.
Увидев Бильбо, старик очень обрадовался.
– Бэггинс! – воскликнул он. – Вот так сюрприз! Все-таки жив! Ну и рад же я! Я уж боялся, что даже тебе изменило счастье. Страшная вышла история, чуть все не кончилось крахом. Но о конце я тебе потом расскажу. Сейчас идем! – Тон его вдруг сделался серьезным. – Тебя ждут, – добавил он и ввел хоббита в палатку.
– Торин! – сказал он, входя. – Я привел его.
Да, там лежал Торин Оукеншильд, весь израненный; пробитая кольчуга и зазубренный топор валялись рядом на полу. Торин поднял голову.
– Прощай, добрый вор, – сказал он. – Я ухожу в чертоги ожидания к моим праотцам до той поры, когда мир изменится к лучшему. Я оставляю все золото и серебро, так как там, куда я ухожу, оно мало ценится. Я хочу проститься с тобой по-хорошему и взять обратно свои слова, произнесенные тогда у ворот, и загладить свои поступки.
Бильбо, опечаленный, преклонил колено.
– Прощай, король Под Горой! – сказал он. – Никакие горы золота не заменят нам тебя и не возместят этой утраты. Но я все-таки рад, что разделял с тобой опасности, – не всякому Бэггинсу доставалась честь участвовать в таком приключении.
– Это не так! – возразил Торин. – В тебе хорошего больше, чем ты думаешь, недаром ты родился в доброжелательном краю. Доля отваги, доля мудрости, сочетающихся в меру. Если бы наш брат побольше ценил вкусную пищу, застолье и песни и поменьше золото, то в мире было бы куда веселее. Но какой этот мир ни есть – печальный или веселый, – а я его покидаю. Прощай!
И Бильбо пошел прочь, сел один в уголке, завернулся в одеяло и, верите или нет, заплакал. Он плакал так, что глаза покраснели и голос охрип. У него была добрая душа, у Бильбо Бэггинса. Прошло немало времени, пока он решился отпустить самую пустячную шутку. «Какая удача, – сказал он себе, – что я очнулся тогда, когда очнулся. Лучше бы, конечно, Торин остался жить, но я рад, что мы расстались добрыми друзьями. Ты олух, Бильбо Бэггинс, такую ты заварил кашу с этим камнем – и все зря: тебе так и не удалось купить мир и спокойствие, все равно битва состоялась. Но уж в этом ты не виноват».