В ходе разговоров он заинтересовался и моей персоной, в частности, тем, каким образом мне, выходцу из крестьянских низов, к тому же из казачьей староверской семьи, удалось подняться на столь высокие ступени партийно-политической и научной деятельности: стать одним из руководителей Отдела пропаганды ЦК КПСС — знаменитого Агитпропа, входить в состав Центрального Комитета партии, руководить Институтом философии Академии наук СССР и Институтом марксизма-ленинизма, быть избранным действительным членом Академии наук СССР.
На какое-то мгновение мне показалось, что мой собеседник усматривает в моей биографии нечто из ряда вон выходящее: паренек из деревенской глуши приходит в столичные научные и политические центры, становится одним из разработчиков идеологических документов Коммунистической партии. (По крайней мере, так меня охарактеризовал в свое время секретарь ЦК партии М.В.Зимянин на большом собрании идеологических работников.) Между прочим, за рубежом знали, что в начале тридцатых годов у нас еще существовали ограничения для молодых казаков в допуске их на службу в Красную Армию. Что касается меня, то я не видел в своей биографии ничего исключительного. Вместе со мной миллионы детей рабочих, крестьян, мелких служащих кончали десятилетки, получали высшее образование, становились специалистами, учеными, мастерами культуры, выдвигались на большую политическую и государственную работу. В том числе из казачьих семей. Упоминавшиеся выше ограничения для моих сверстников не существовали, мы знали о них понаслышке. Даже из казаков моей Сталинградской области я стал не первым и не единственным академиком.
Но не следует, конечно, упускать из виду и те трудности, которые приходилось преодолевать на путях обретения знаний, в том числе и материального порядка. Не всем желающим получить образование удавалось этого добиться. Путь наш к получению дипломов и званий не был усыпан розами. В успехах и неуспехах отдельных людей решающую роль, конечно, играли личная одаренность, способности, целеустремленность и настойчивость.
У многих из нас рано развился интерес к событиям революции и гражданской войны, к тому, что происходило в те годы в стране, в наших местах. Я, например, мог часами вертеться среди бородатых казаков и, затаив дыхание, слушать их бесконечные байки о служивских годах. Каких только бывальщин я не наслушался: о ночных разведках и захватах «языков», внезапных марш-бросках и фронтальных атаках конной лавой, о нравах командиров — разных есаулов, сотников и вахмистров. Надо полагать, среди рассказчиков были и те, кто служил еще при царе, и у «белых», и у «красных». Когда позже я начал читать «Тихий Дон» Михаила Шолохова, его многочисленные герои показались мне страшно знакомыми, почти родными, как если бы я знал их в собственной жизни. Из этого общения с миром взрослых я многое узнал о том, о чем затем прочитал в книгах и чего в книжках не нашел.