– Я… государь Петр Алексеевич, уверен ли ты, что башкирам можно доверять в таком деле…
– Пока да, они мне поклялись в присутствии муфтия, что будут себя хорошо вести и больше не пытаться учинять беспорядки. Врут, конечно, но если мы их быстренько займем каким-то делом, пока рубцы от хлыста еще не зажили как следует, то вполне может и получиться, – я откинулся на спинку своего кресла. – Вот только, что скажешь насчет населения Астрахани, много ли там баб и ребятишек?
– Да хватает, – он растерялся от неожиданности вопроса.
– Хватает, – я задумчиво пальцем по губам провел. – А не должно хватать. И поэтому, Василий Никитич, – я повернулся к Татищеву. – Год назад ты челобитную мне послал, что город хочешь основать вокруг крепости Ставрополь, – я не помню, когда конкретно был Ставрополь основан, но, сдается мне, что позже. Вот только все нормальные и деятельные ставленники уже давно просекли, что ко мне можно и нужно обращаться с разумной инициативой, которая при внимательном рассмотрении скорее всего будет поддержана. Так и Соймонов с Татищевым, которые мысль о городе еще несколько лет бы точно вынашивали, не решаясь обратиться к правительству, уже год назад должны были приступить к строительству. – И как дела в городе святого креста обстоят?
– Хорошо обстоят, – осторожно ответил Татищев. – Не сумлевайся, государь Петр Алексеевич, город изначально закладывается, как ты велел, чтобы испражнения все не в выгребные ямы, а в селитряницы уходили, а в домах была подача воды с водонапорных башен и англицкие уборные, ну те, которые сливают все, проталкивая в клоаки.
– Это хорошо, – я прищурился. – А скажи мне, Василий Никитович, сможет город тот всех баб с ребятишками из Астрахани вместить? Да к делу какому пристроить? В гошпиталях помогать, например, еще где.
– Место-то найдется, но для чего, государь?
– Да для того, что в Астрахани и окрест нее скоро так жарко будет, черти обзавидуются в преисподней. И ты хочешь в этом аду души безвинные оставить? А прорвут татары оборону, и что? В полон всех, до кого дотянутся, погонят? – Татищев совесть имел, поэтому под моим взглядом заерзал и потупился. – Полагаю, что задание для всех понятно. Три дня на обдумывание и разработку первоначального плана действий. Больше дать не могу, скоро события завертятся так, что не остановим, – Соймонов первым понял, что их только что послали работать и вскочил. Татищев несколько задержался, все намеревался что-то сказать, но так и не решился. В полном молчании они вышли из кабинета, а Ушаков задумчиво смотрел им вслед. После того, как дверь закрылась, Андрей Иванович повернулся ко мне.