– Ты чего орешь, капрал? – протянул он хриплым голосом. – Не видишь что ли, что никого опасного здесь нет. Али вы на каждого ежа так скопом наступаете? Командует вами кто? – капрал пристально разглядывал его, потом охнул, и быстро проговорил.
– Полковник Стрешнев Николай Иванович, твое благородие, недавно государем на командование назначен, – при этом он смотрел на Ивана так, словно призрака увидел. – Я сейчас кликну его, – и капрал развернулся и куда-то побежал, вот только остальные семеновцы еще плотнее взяли телегу в кольцо, не сводя с Долгорукого напряженных взглядов. Иван от такого пристального внимания вооруженных людей начал все сильнее нервничать, как и сидящий полумертвый от страха Семен, который даже не шевелился и, кажется, дышал через раз. Только справная кобылка, запряженная в телегу, равнодушно посмотрела на одного из гвардейцев и, углядев у того торчащую из кармана неуставную морковь, ловко схватила ее и, несмотря на вопли ограбленного семеновца, принялась с флегматичным видом пережевывать. В этот момент от криков лишенного морковки гвардейца очнулся Шереметьев. Застонав, он даже сумел приподняться, отчего его увидели столпившиеся вокруг с заряженными ружьями гвардейцы и напряглись, даже оравший тут же заткнулся, перестал грозить лошадке всеми карами небесными и схватился за опущенное ружье.
– Где мы? – прохрипел Шереметьев, отыскав мутным взглядом Долгорукого.
– Мы почти в безопасности. Лежи уже, а то опять рану потревожишь, – Петька послушно откинулся на сено, ему было плохо, все болело, и он даже не рад был, что пришел в себя.
– Пить. Горит все внутри, – с трудом проговорил он сухими, потрескавшимися от сильного жара губами.
– Сейчас, Петя, потерпи. Сейчас будет тебе вода, – засуетился Долгорукий, который никак не мог понять, то, что Шереметьев перестал трястись, и ему стало жарко так, что пот полил едва ли не ручьями, хорошо, или не очень. – У вас вода есть? – обратился он к гвардейцам. Семен все это время благоразумно молчал, надеясь, что барин не слукавил и действительно друг государев, а то прибьют их эти молчаливые гвардейцы, как есть прибьют. Ивану тем временем кто-то из семеновцев протянул баклажку с родниковой водой, которую недавно набрал, заприметив родник по дороге, мимо которого они шли. Долгорукий сел так, чтобы приподнятый Шереметьев смог опираться спиной ему на грудь, и прислонил горлышко баклажки к высохшим губам. Петька сделал два больших глотка, когда раздался чей-то крик.
– Убери немедленно! Ему, может быть, и нельзя вовсе пока пить! – Долгорукий поднял голову и выдохнул с облегчением, которое даже не сумел сдерживать. Вместе с Стрешневым, которого он немного знал, к телеге подошел молодой лекарь, который прямо здесь же и начал осматривать Шереметьева.