— Ты как хочешь, Саша, но я вызываю врача. Не могу смотреть, как ты умираешь.
— Не надо врача, — шепчу я, понимая, что Борис настроен весьма решительно.
— А что надо?
И правд — что?
— Мандарин.
— Мандарин?
— Да, мандарин.
— Ладно, — Победный трёт заросшую щёку. Глаза у него красные от недосыпа, словно у мыши. — Я сейчас куплю. В овощном ларьке, да? Там вкуснее…
Он суетливо собирается, рассовывает по карманам телефон и ключи. Кажется, это никогда не кончится, но очень скоро я остаюсь одна, как и хотела. Мне сложно даже просто подняться. Соскребаю себя с постели, сажусь, даю себе время отдышаться, спускаю ноги с кровати. И отвлекаюсь на запиликавший телефон. Сообщение от Гройсмана очень некстати наталкивает на мысли о том, что он, наверное, будет винить себя за то, что не смог помочь мне. Я этого не хочу. Поэтому набираю: «Спасибо за всё. Вы сделали для меня больше, чем я могла надеяться».
Нажимаю на кнопку «отправить» и шагаю по стеночке дальше, едва переставляя будто утопающие в зыбучих песках ноги. А дальше — всё просто. Я столько раз прокручивала это в голове. Забраться на стол, отодвинуть шторку и провернуть ручку на оконной раме. Восемнадцатый этаж. Люди внизу — букашки. Я выпрямляюсь на подоконнике, гляжу вниз. Порыв сквозняка едва не сбивает с ног, надувает парусом штору. Я поджимаю озябшие пальцы, делаю шаг вперед, а всё равно назад падаю. Потому что меня прочно держат чужие родные руки.
— Дура! Ну, что же ты за дура такая?
Время течёт будто сквозь меня. Я даже толком не могу понять, где я. Действительность возвращается постепенно, словно меня щадя. Неожиданной посреди зимы птичьей трелью. Звоном посуды, доносящимся как будто откуда-то снизу. Знакомыми и любимыми с детства ароматами. Вкусами…
— И ещё ложечку. Вот молодец! Алла Юрьевна специально для тебя приготовила. Не представляю, как можно есть рыбный суп, это же какая-то ужасная гадость… А ещё она спрашивала про меню на Новый год. Но я в этом всём не разбираюсь. Мы, кажется, гуся запекали раньше?
Победный ведёт по моим губам тканевой салфеткой. Я без сил откидываюсь на подушку. Как бы он меня ни расхваливал, съела я совсем чуть-чуть. Больше сжавшийся от голодовки желудок просто не в состоянии принять. Но, видно, после всего и это — неплохо.
— Погоди. Давай я тебе подложу подушку под спину…
Перед глазами, как в калейдоскопе, плывут круги, а потом мир как-то резко обретает очертания. Я фокусируюсь на тёмных уставших глазах Бориса.
— Боря?
Победный дёргается, как если бы уже потерял надежду, что я вообще когда-нибудь заговорю.