— Ясно. И что говорят врачи?
— Говорят, что внесут изменения в схему. Что еще они могут сказать?
— Ну, до следующего раза еще несколько дней. Катя успокоится. Может, так даже лучше, как думаешь?
— Не знаю. Мне кажется, она совершенно не готова к происходящему.
— Может быть, ей стоит вновь обсудить это с психологом?
— Если так пойдет и дальше, психолог понадобится нам всем.
— Ей приходится гораздо тяжелее, чем нам! — как любая мать, свою дочь я готова отстаивать с пеной у рта. Возможно, мой тон звучит резче, чем Олег того заслуживает. Но что уж теперь? Как вышло. Не извиняться же мне перед ним?
— Пойду к ней, — бормочу я и, с трудом скрывая неловкость, прячусь за дверями палаты. Котька выглядит совершенно измученной. Она осунулась и похудела, хотя мы в самом начале пути. О том, что будет дальше — даже думать страшно. Я старательно отгоняю от себя эти мысли и опускаюсь на стоящий у Котькиной койки стул. Тот скрипит. Моя девочка открывает глаза. Медленно-медленно, будто даже это простое действие для нее слишком.
— Мам? А ты чего здесь… такая красивая?
— Да вот, думаю, дай заеду, посмотрю, как ты?
— Тебе Олег позвонил, да?
— Коть, какая разница?
— Я просила его не звонить!
— А я просила — звонить. Я старше — поэтому он меня слушает. Как ты себя чувствуешь?
— Не очень. — Котька вновь закрывает глаза. — Я… кажется, его обидела. Накричала. Он хотел подержать мне волосы, когда я… А я не смогла. Как он может не понимать, что это унизительно? Я не хочу, чтобы он меня такой видел.
— Но он же хочет тебе помочь! Это нормальное желание для любящего мужчины. Ты не должна его отталкивать, Катя.
— Ты не понимаешь! Никто не понимает, что я чувствую. Вы… все живете. Вам ничего не угрожает. А у меня каждый день борьба. Почему так? Ну, почем-у-у, мама? Кому-то все, а кому-то — ничего? Почему?
Котька воет. А ведь все это мы уже проходили. И отчаяние, и депрессии, и нежелание бороться дальше, которое в Котьке меня пугает больше всего. Её каждый раз приходится настраивать на борьбу.
Веду рукой по темным волосам. Успокаивающе поглаживаю. Это все, что я могу. Слова… Все слова давным-давно сказаны. Она знает наизусть все мои аффирмации. Новых пока не придумали — держись, ты не одна, это просто нужно преодолеть, никто не знает, почему именно тебе выпало это испытание, но и из него для себя можно вынести что-то полезное. Мое сердце разрывается на куски. Каждый раз мне приходится собирать его из осколков. Которые, кажется, становятся все меньше и меньше. Я боюсь, что в конечном счете, если это не прекратится, те и вовсе превратятся в кровавое крошево, которое я уже не смогу соскрести с земли.