— Не впутывай меня в это. Понял?
— Что? Так и будешь молчать?
— А что ты хочешь, чтобы я сказала?
— Не знаю. Какой я негодяй, может быть. Низкий человек. У него жена болеет, а он вон что себе позволяет.
— Ну, кажется, ты всё и сам озвучил. Теперь я могу выходить?
— А я старался, Саш. Я два года терпел. Но не могу уже, просто не могу. Я на стенку готов лезть. Просто… от недостатка человеческого тепла. Какого-то хотя бы маломальского участия. Меня достало каждый раз выпрашивать секса и чувствовать себя виноватым. Я мужик. Мне нужна женщина. Мне нужна женщина… — сбивчиво шепчет он, обжигая мой покрытый холодным потом висок дыханием.
— Скажи об этом Кате.
— Она меня не хочет! Не хочет, слышишь? Я… Если бы она была здорова, я бы ушёл. Клянусь. А так… Кем я буду? Кем я буду, Саша?! Скажут — ну какой мудак! Бросил бедную девочку. И разве хоть кому-нибудь важно, что это не я её бросил! А она меня бросила. Она… Не я. Я знаю, что она винит меня в том, что случилось. Но я… Я же не специально. Я…
Котька моя дочь. Но Олега мне тоже жалко. Буквально до слёз. Я не знаю, что ему посоветовать. Ведь если жизни нет, один рецепт — разводись. Но что бы там у них с Котькой не происходило, она его вроде бы любит. Сказать так — означает предать интересы дочери. Всё так запуталось. Пока я в панике обдумываю, как выкрутиться из этой ситуации, его руки соскальзывают мне на задницу. Пальцы жёстко впиваются в плоть. Я каменею и шепчу, едва ворочая языком:
— Нет… Нет. Какого чёрта ты делаешь?
— На что это похоже?
— Олег, ты спятил? — мой голос дрожит.
— Нет. Но, кажется, до этого недалеко. Два года без…
Он не договаривает, бьёт кулаком в стену. И судорожно всхлипывает, уткнувшись лбом мне в плечо.
— Ты забываешься. Она — моя дочь.
— Вот и помоги ей. — От его шумного, срывающегося от эмоций дыхания у меня шевелятся волосы. А ещё от осознания того, к чему он меня подталкивает. — Лучше ты, чем какая-нибудь незнакомка, Дина, или кто-то вроде нее.
— Нет! — отрезаю я жёстко.
— Да. Саша, да… В глубине души ты это понимаешь.
Горячие ладони опускаются вниз по моим бёдрам, проникают под край платья и скользят уже по голым ногам вверх. Шок смирительной рубашкой сковывает мои конечности. След от ладоней оставляет ожоги на коже. Щенок! Думает, может так со мной поступать? Приставив к горлу кинжал, что-то требовать?
— Мы уже трахались. Одним разом больше, одним меньше, что это изменит?
— Это было до вашего знакомства с Котькой! Если бы я знала, что вы поженитесь, ни за что бы не допустила того, что произошло, — срывающимся голосом шепчу я и одновременно с этим отдираю от себя его руки. Острые ногти впиваются в его кожу. Наверняка причиняя боль.