Все сложно (Резник) - страница 81

— Ещё как срочно! Мы были на приёме у Дениса Николаевича.

— Разве ваша встреча назначена на сегодня? — Я резко останавливаюсь и чуть не становлюсь причиной аварии с участием нагруженного грязной посудой официанта. — Извините, — покаянно шепчу, прикрыв ладонью динамик. Парень в ответ улыбается и демонстративно отходит в сторону, освобождая мне путь. Персонал здесь вышколенный. Этого не отнять.

— Ага. Я не хотела тебе говорить, чтобы ты не волновалась заранее.

— В смысле — не волновалась? Ты опять за своё, Котька? Сколько раз тебе повторять…

— Ну, всё-всё, не начинай. Так вот… Что касается моих последних результатов… — Я знаю свою дочь как облупленную, ей не удаётся скрыть звучащие в голосе слёзы. Всё внутри холодеет, хотя и велю себе не поддаваться панике сходу.

— Ну? И? Коть, не молчи, пожалуйста.

Вместо ответа в трубке слышится какое-то шуршание. А следом за ним — голос Олега.

— Катя хочет сказать, что у нас все хорошо.

— Слава тебе господи! Вы уверены? В смысле… А почему она сама молчит?

— Она не молчит. Она рыдает, не в силах поверить, что опухоль отступает.

— Как же хорошо! — резким дёрганым движением отвожу упавшие на лицо волосы. — Как же хорошо, Олег! У меня сейчас встреча, но я всё-всё отменю и приеду где-то через…

— А вот это совершенно не обязательно.

— Почему?

От облегчения ноги слабеют, я оседаю в кресло, стоящее у стола в самом конце зала. Жестом руки останавливаю направившегося ко мне официанта, мол, погоди, парень, сейчас не до тебя.

— Мы хотим это отпраздновать. Вдвоём.

— Ах вот как? Ладно. Конечно же празднуйте. Только помните, что, как бы там ни было, Кате многого ещё нельзя.

— Мам, ну ты и зануда! — подаёт голос дочь. На громкой связи они там что ли?

— Предписания врача надо соблюдать, — стою на своем.

— Ну, раз надо, то будем, куда деваться, — смеётся в ответ Олег.

Я зажмуриваюсь. Осознание приходит ко мне постепенно. Так бывает всегда, когда после череды неприятностей вдруг случается что-то хорошее. А ты по привычке в стойке и ждёшь, откуда последует очередной удар.

— Тогда не буду вам мешать. Хорошего вечера и… — тут мой голос срывается. Договорить просто нет сил. Слёзы подкатывают к глазам. Я никогда столько не плакала, как в последнее время. Одно хорошо — наконец-то это слезы счастья. — В общем, хорошего вечера, — выдавливаю скомканное прощание, и пока окончательно не расклеилась, отбиваю вызов.

Опухоль отступает. Всего два слова. А сколько в них всего таится для сердца матери — не передать! Я тру лицо, наплевав, что могу здорово попортить макияж. Широко распахиваю глаза и опять зажмуриваюсь, оглушённая яркостью красок. Я как тот дальтоник, который вдруг увидел весь цветовой спектр. Оказывается, я столько всего не замечала, погружённая в своё горе аж по самую макушку. Я видела цветы, но не различала их красок, я что-то ела — и не чувствовала вкуса, я куда-то бежала на автопилоте, не ощущая сцепления с землёй, и порой казалось, что ещё немного — и меня к чертям выбросит с её орбиты. А теперь всё совсем по-другому. Гораздо ярче, до боли остро.