Футболка летит прочь. Олег опускает под грудь чашечки лифчика. Смыкает губы на твёрдом, как камушек, соске и принимается его жадно посасывать. Я выстанываю:
— Оле-е-ег…
— Да… Да, не зажимайся. Пусть это случится. Позволь себе…
Его дрожащие руки не сразу справляются с застёжкой на моих брюках. Он стаскивает их, одновременно с этим прокладывая вниз дорожку из поцелуев. Прикусывает выступающие косточки на бёдрах. Я задыхаюсь, бьюсь. Это невозможно приятно и щемяще нежно.
Олег отстранятся, чтобы раздеться, и возвращается к прерванному занятию, предусмотрительно уложив мою ладонь на свой заряженный под завязку, раздутый ствол.
— Вот так… Да… Вот так…
А сам опускается между моих ног, пальцами раздвигает припухшие влажные складочки и втягивает клитор в рот. У меня такого тысячу лет не было. Мне достаточно пары ударов языком, чтобы кончить. Он остаётся со мной, пережидая шторм, а как только дрожь в моём теле стихает, переползает выше, чтобы как следует насладиться ответной любезностью. И это именно то, что я хочу ему дать прямо сейчас. Хочу так, что во рту слюна собирается. Наклоняюсь. Беру… Языком по уздечке, вверх-вниз. Глубже, чтобы боль и дискомфорт не оставляли мыслей о том, что же я делаю… Его пальцы путаются в моих волосах. Тянут с силой. Но боль мне в радость. Нет ничего слаще этой боли.
Олег, как и я, быстро доходит до финиша. Однако тут же заходит на второй круг уже более традиционным способом, подгребая меня под себя и ставя на четвереньки.
После мы лежим потные, как мыши, и заплаканные, изучаем друг друга пальцами. Касаемся, гладим, скользим… Как слепцы, по вытисненному на листах шрифту Брайля. Засыпаем, уставшие. На тесной односпальной кровати Мира. А утром в сонной дымке всё повторяется заново. Но уже более медленно, тягуче и нежно. Да-да, совсем не так, как в тот первый раз. Олег действительно очень изголодался по ласке, от его доминантных замашек не осталось следа. Разве только воспоминания.
Впервые за долгое время я испытываю голод. Заказываю вредные бургеры и картошку фри. Я так устала от наших постельных упражнений, что первым в душ пропускаю Олега. Мне нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Во всех смыслах. А вот о моральной стороне произошедшего я стараюсь не думать. То, что было, — противоядие. Единственный способ выжить и хоть как-то сохранить психику целой. Уж если на то пошло, нельзя осуждать смертельно больного за прием опиатов. Я просто выживаю, как могу. И это не зависимость, нет. Так, разовая доза.
В дверь звонят. Я натягиваю халат и в полной уверенности, что это курьер, иду открывать. Вместо курьера на пороге меня поджидает мать Олега. Я на миг теряюсь, отдавая полный отчет тому, как сейчас выгляжу.