— Они живы? — осторожно поинтересовался бывший препод.
— Когда мы расставались, были живы и здоровы. У обоих уже пятый ранг, кстати. А что с Налиной?
С Термино, как и с Асторэ, я старался держаться крутым рассудительным перцем, но на последнем вопросе мой голос непозволительно дрогнул. Неужели Тихоня мертва? У меня сердце и так всё камнями обвешано. Я ведь руку и к её судьбе приложил.
— Могу лишь повторить ваши слова. Когда мы расставались, мэли Кха была жива и здорова. Я пристроил её на пекарню к одним своим неравнодушным знакомым — поживёт у них какое-то время простачкой. Это был единственный выход.
Фух… Этот камень с души. Молодец Термино, правильно сделал — не потащил манницу с собой воевать.
— А как Грай поживает?
Тут уже вопрос, отсекающий худшее. В смерть дикого проницательный Фа не верит. Если с Джи всё в порядке, то у такого крутого парня, как Грай, и тем более.
— Тоже пятый ранг, — с гордостью сообщил я. — Только вот род его потеряли. Вроде как Мэйсы на наш аллой ушли, но что с ними дальше…
— Где-то на стенах, — пожал плечами Термино. — Диких всех на периметре оставляют. Женщин, детей — в ближний город, мужчин — на дозор. Из диких лучшие егеря получаются. Пусть не боится, нирийцы вольный народ не гонят и не неволят. Они бы и фили на корни пустили, но нам известно, что вожди малышей от этого предложения отказались и повели своих дальше мимо нирийских аллоев.
— Вторая хорошая новость, — улыбнулся я. — Не хотелось бы оказаться с фили по разные стороны баррикад. Воевать с ними — то ещё удовольствие. И, мастер… Вы лучше не называйте их малышами. Конечно, из них мало кто понимает людской язык, но бережёного Бог бережёт.
— Вы сталкивались в своих странствиях с фили?
Вот это я его сейчас удивлю. Термино присутствовал во время моего рассказа маршалу о своих приключениях. Повстанцам известно, что я был в предгорьях и добыл смолу первородного хаджа, но большую часть подробностей я само собой опустил.
— Я женат на одной из них.
Лицо препода нужно было видеть. Титул: “Мистер-невозмутимость” можно смело у него забирать. Глаза — блюдца, рот — нараспашку. Даже боюсь представлять, что было бы с ним через пару часов, когда…
* * *
— Мус! Насла! Насла! Сывой! Сывой, любовь моя!
В буквальном смысле свалившаяся на меня с ветки Лими покрывала моё лицо частыми поцелуями.
— Как? — только и смог выдохнуть я в приступе нахлынувшей радости.
— Полдня бесала! Весь вечер бесала! Потом по веткам — скок, скок, — не отпуская моей шеи, тараторила мелкая. Присутствие посторонних её совершенно не смущало. Хотя, о чём я? Смущение — это не про мою бескомплексную жёнушку.