Мне было все равно. Я провела прошлый месяц, будучи парализованной чувством вины за смерть женщины, которая оказалась чудовищем. На моей совести теперь была кровь двух подростков, и мне предстояло провести следующие несколько десятилетий, анализируя под микроскопом каждый мой разговор с Джоном Эбботтом.
Всего неделю назад я захлебывалась восторгом, имея шанс поговорить с Рэндаллом Томпсоном. Я считала это возможностью, подворачивающейся раз в жизни — сидеть напротив Кровавого Сердца. Теперь я знала, что у меня был целый год такого общения. Я рисовала закорючки на полях блокнота, пока царствующий в Лос-Анджелесе убийца говорил со мной.
Я провалилась и не была уверена, что когда-либо смогу себя простить.
* * *
МЕСЯЦ СПУСТЯ
Скотт Харден стоял в высокой траве и наблюдал за Рэндаллом Томпсоном через окно. Он сидел за столом, близко придвинув стул, прижавшись к краю животом, и подбирал на вилку макароны. Он выглядел сосредоточенным и не отрывал взгляда от телефона в руке. Сквозь окно слышались приглушенные голоса из ситкома, проигрывавшегося на экране.
В руке Скотт держал нож. Тот же нож, что дала ему Брук тем утром, когда вывела его на улицу, как только машина Джона выехала с подъездной дорожки, тем самым приводя в действие их план.
— На всякий случай, — сказала она, поцеловав его в лоб. Они не обсуждали, что включал в себя «всякий случай», но убить Рэндалла Томпсона было вполне веским поводом пустить его в дело, и Брук гордилась бы им. Если бы Джон Эбботт действительно любил свою жену, он бы сам разобрался.
Но он этого не сделал, и теперь этот подонок подал в суд на Скотта, его родителей и полицию и собирался заполучить десять миллионов долларов, если верить юристам.
Все должно было случиться не так. Не этого хотела Брук. Она рискнула всем и проскользнула в дом своего насильника, подсунув коробку сувениров ему под кровать. Это она спланировала все так, чтобы этот мешок дерьма наконец-то получил по заслугам. Это она доверилась учителю, но взамен лишилась девственности.
Учитель изнасиловал Брук. Изнасиловал ее без презерватива, и когда у нее случилась задержка, ей пришлось рассказать все матери, которая ей не поверила, но все равно оттащила в клинику и унижала всю процедуру прерывания беременности.
Брук рассказала Скотту, что ей никто не верил. Девочки в школе называли ее шлюхой. Все отмахнулись от ее истории, даже родители. Ей пришлось остаться в классе Рэндалла, сидеть в первом ряду и весь семестр ощущать на себе жар его взгляда.
Он сделал это с ней и с другими и никогда