И все же он сказал, что думает об их поцелуе… «всегда». Мысль о том, что после возвращения домой он будет долгие годы помнить ее, привела Оливию в сильное смущение. Но ей совсем не хотелось терять равновесия. В таком состоянии она чувствовала себя беззащитной.
– Прошу вас, – произнесла она с напускной легкостью, – не думайте об этом. В конце концов, я достаточно опытная женщина, и меня не обмануть обычным поцелуем.
– Для вас он был обычным? Для меня нет.
– Я уже сказала: не думайте об этом. И давайте продолжим урок, иначе он никогда не закончится. – Когда только она научилась так увиливать?
– Означает ли «не думать об этом», что вы меня забудете?
– Это означает, что мне не за что вас прощать. – Оливия открыла тетрадь на нужном месте и сунула ему под нос. – Продолжим?
Взяв тетрадь, Джосайа на мгновение задержал на ней взгляд.
– Если это то, о чем можно говорить с дамой, то мне кажется, лучше не разговаривать совсем. Нам будет скучно, как двум улиткам на марафоне.
– Вы можете поговорить с ней об опере.
Ответом на этот совет стала ухмылка. Очевидно, он не жалел о том, что поглаживал ее пальцы, как и о том, что целовал ее.
Возможно, он и не жалел, но Оливия жалела, и с этим нужно было что-то делать. В любом случае его дорога вела в одну сторону, а ее – в другую.
– Я рада, что мы достигли взаимопонимания в отношении вчерашней ночи, – сказала она. Ей хотелось поставить финальную точку в этой теме.
И конечно, ей хотелось, чтобы Джосайа понял: это ее выбор в той же мере, как и его. Согласие двух одинаково разумных умов.
Если бы Оливия чувствовала то же самое сегодня ночью в тишине своей спальни, она была бы очень довольна… и удивлена. Похоже, новая Оливия, та, что хотела петь, танцевать и целоваться с ковбоем, давала о себе знать в спокойные часы, когда она забывала об осторожности. Наверное, ей следовало все время быть начеку, вспоминая лица Генри и его любовницы. Это держало бы танцующую Оливию в узде.
Следующие две недели Джо посещал уроки Оливии и усердно работал над собой. Каким-то образом ему удавалось держаться и не пытаться снова поцеловать ее, хотя соблазн постоянно тревожил его, словно кожный зуд.
Все это время, осваивая премудрости светского обхождения, он учился принимать гостей Розалин. Не мог же он вести себя менее дружелюбно, чем сэр Бристл, который, похоже, считал их всех достойными людьми. Но наибольшее пристрастие сэр Бристл питал к тому, кто как раз вызывал у Джо наибольшее недовольство.
– Молодой лорд Мэнсфилд, – пробурчал он, наблюдая из верхнего окна молодого человека, явившегося с ежедневным визитом.