— Это он? — уточнил Сантели, пряча внимательный взгляд в кружке с пивом.
— Да, — подтвердил Кай, тоже старательно глядя в сторону.
Предмет их беседы, вынудивший двух «смоляных» пересечь Врата из конца в конец, от самого приличного кабака к самому непрезентабельному, сидел в дальнем углу и неторопливо жевал кусочек просяной лепешки, черствый даже на вид. Немолодой уже мужчина, однако не производящий впечатление дряхлого, у которого дети как бы невзначай спрашивают, что отец предпочитает, могилу или костер. Одет прилично, не бедно, однако и не вызывающе, скорее, по восточной моде, то есть в штаны и неподпоясанную крестообразную накидку с вырезом для головы поверх свободной шерстяной рубашки — без приталенности, укороченных курток, обтягивающих зад чулок и прочих извращений юго-запада.
Сделав вид, что уронил и пытается найти мелкую безделушку, Сантели заглянул под стол и оценил обувь пришельца — высокие сапоги с отворотами, поношенные, но все еще крепкие. Такие же носили в бригадах, только покороче, часто еще и разрезом сзади, чтобы можно было одним движением распустить завязку и скинуть, освобождая ногу из ловушки..
Седые волосы были гладко зачесаны назад, как у благородного, но обрезаны короче обычного и неровно, как будто человек подстригал сам себя, отхватывая пряди ножом. Роскошные, пепельного цвета усы, подковой огибали рот, спускаясь к самому краю нижней челюсти. Брови при этом были черные, как смоль, и ровные, словно вычерченные углем по линейке. А вот взгляд… Да, взгляд бойца, причем уверенного в себе. Во взгляде седого явственно читались спокойная уверенность и чувство превосходства. Однако не было в нем куража, этакой борзой наглости, характерной для юных задир, которые ищут славы и еще не поняли, что смерть не различает возрастов, забирая и старых, и младых с одинаковой легкостью.
Надо полагать, человек пользовался успехом у дам. Просто не мог не пользоваться. Сантели прикинул, что и сам бы, пожалуй, увлекся странником, будь тот хотя бы лет на двадцать моложе.
Полутораручную саблю без всяких украшений, с простой гардой и одним боковым крюком — необычно длинным, доходящим до безымянного пальца — путник открыто положил на стол. Клинок был выдвинут из ножен на четыре пальца, в самый раз, чтобы показать — странник не ищет приключений и ссор, однако желает остаться в одиночестве. Но гораздо интереснее было то, что осталось в тени, то есть незаметно прислоненное к ножке косого стола. А стоял там одноручный «седельный» молот на деревянной рукояти с двумя боковыми «усами» на всю ее длину.